А все ж таки Гай попробует. Потому как, если верить наказам, то и его тепериче не должно существовать. Зажился он на свете, ворье простое. Да еще и барином себя возомнил. Сгубил мамку с сестрою старшей, а о младшей и знать не знает - надеется только, что та надежно укрыта морскою ворожбой.
Задолжал он что Чародейке, что жизни самой. И вот пришел час с долгами расплачиваться.
А ведь и землю для обряда ведьма выбрала неспроста. Ту, в которой матка с сестрою покой нашли. Стало быть, надеется кровью родной усилить ворожбу. И, если так, то Гай спустится в Туманный Лес, чтобы снова повидаться с ними. Да прощенья испросить. И тогда, быть может, его собственная душа найдет пощады. А с милостью той и покоя.
Ворожебник разложил кругом себя шесть дощечек - каждая с руной бога старого. И жбан крови свежей, в глину живую запаянный, выставил тут же. А ведь от сосуда того силою тянет. И, стало быть, Чародейка не у простых девок ту кровь брала - у слышащих. Да еще непорочных, чтоб чиста алая жижа была. И, значит, тоже числом шести.
А вот седьмою станет кровь самого Гая.
Ворожебник не ведал, исполнит ли Чародейка свой навет, да только мысль о том, что сестра его меньшая найдет покой не под землею, а на ней, тешила его. Пусть так, пусть одна со всей родины. А ведь и ее кровь останется памятью живой. И, быть может, в долгой зимней ночи, куда увез ее муж нареченный, под небесным зеленым мерцаньем, о котором сказывал тот, вспомнит и о брате своем горемычном.
Да еще Зарина. Правда, с девкой купеческой повидаться перед смертью не свезлось. А ему бы хотелось. Прощенья испросить, да отпустить ее в село родное вместе с тем, что украл. Он бы и благословил их на жизнь долгую. И шкатулку с собою отдал, что на стольной лавке девку беглую дожидалась. Чтоб вину искупить.
И коль суждено будет вернуться...
Не думать о том, не надеяться!
Дощечки-руны вколачивались в землю долго: все по сторонам света разложить, да кровью напитать. А ведь каждая - из дерева особого, привезенного из своего воеводства. Знать, и девки оттуда были. По одной с шести сторон.
И последней, седьмою, - свою, с привязкой. Со знаком дивным, которого Гай доселе не видал. А как кровь живая, отворенная по-за рябой шкурой, брызнула на дерево дуба, загорелось древко огнем искристым. Не зеленым вовсе, как у ведьмы мертвой, а живым, цветастым. Разве может быть такое у обычного ворья?