Ярослава. Ворожея (СИ)

- Ведите, - голос боярина звучал уже тише, но воины наказ услыхали, и спустя всего минуты три перед помостом, где были собраны ветки в высокий костер, появились те, в ком храмовники признали чародеев.

Два мужика молодых, да три бабы. Одна - дитя почти, зим семнадцать от силы разменявшая. Другая - старше. Коль мамка Божидары бы дожила до этого срамного дня, так и она была бы в летах этой несчастной. Да только что это?

По-за бабами и мужиками воины вывели на помост дитя, подлетка. Он уж и вытягиваться начал, вот только не успел, попав на суд храмовничий. И чем не угодил?

По толпе прошелся гул. Люди загомонили взволнованно, закопошились. Это ж где видано, чтоб дитя - и на костер? И малец, видно, истратил остатки своей храбрости, все жался к мужику молодому, что светел волосьем был.

И людям бы сдержаться, да малец завыл. Тихо, словно бы стесняясь слабости своей. А все одно - слезы покатились по щекам грязным. И люди не выдержали. Зашептались, загомонили еще больше. Где-то вдали прорвались крики в толпе, что не дело это - детей жечь. Ни в Мор, ни в другую какую заразу.

Да только разве укажешь воинам барским? Божидара давно поняла: чем тише сидишь, тем целее будешь. Жалко ей мальца стало, просто жуть. А что она, простая баба, поделать сможет?

Осужденных на костер спровадили быстро, не давая разгореться огню в толпе. И несколько воинов, что прошли сквозь стену живую, быстро утихомирили говорунов. На площади снова стало тихо.

А огонь в сухих ветках уж и заискрился. Заалел, занялся. Лизнул языком жадным доски, что повыше, и дотянулся до ног. Полыхнул дымом в глаза. И ему бы гореть, если бы не медный колокол, что на самой стене камнеградской запел. Зазвенел тревожно, громко. А за ним голос:

- Степняки, степняки идут!

И люди вмиг прорвали стену живую. Разобрали костер. И в криках людских до помоста княжеского донеслось:

- Знак, знак это. Нельзя жечь людей в войну.

И тогда костру позволили погаснуть.

***

Нег помнил, как батька названный да брат учили его еще малечей: не реветь. Терпеть что боль, что обиду. И зубы сжимать тем сильнее, чем чувства те острее. А вот и не вышло у него. Потому как и сам Святослав на костер с ним сойти должен. И, стало быть, у отца с маткой названных не останется никого.

И ведь что творится?

Крайя, старуха светлометстская, что знахарствовала целый век, да купеческая девка, Заринка, тоже ведьмами прозваны. По-за метками черными, как сказал боярин. Да только у него, Нега, той метки не нашлось. И про службу в Храме Головном барин соврал.