Те, что в белые платья облачены, тоже скрылись. Увели за собою волков с алым взором, да гадюшницы уползли. Подальше от места гибельного. И поближе к тем, в ком жизнь еще теплится.
Мимо же проплыла тень. Пока светлая, прозрачная словно бы. А вот только сила в ней разгоралась все сильнее. Колдунья чуяла это. Муж старый гневался, но подчинялся. И ужалил бы ее, если б жива была, только...
- Не жива, - улыбнулась Пламена. - Не ужалишь. И жизни не выпьешь, как я - твоей. Подчинишься...
Тень склонилась. Медленно, словно бы нехотя. Только нынче она не властвовала над собою, а потому и наказ выполняла.
С татями оно всегда так...
- Собери других. Тех, что уж пали. И сведи к войску. Степному. К морскому вот тоже. Встреть честь по чести, хозяином земель бывши. И разнеси куски рваных душ по околице.
Тот, что помнился Туром, склонился. И, коснувшись легко подола лисьей шубки, снова истаял в сумеречной мгле. А Чародейка припала к земле заснеженной. Отвела белесую насыпь, коснувшись ту ниткой силы. Да оголила погост.
Заговорила-зашептала. И стала ответа ждать. Долго? Знать, нет. Только она торопится...
Нити силы разрывают почву лесную, шля наказы к самим истокам. Покоряют, сминая сопротивленье. Слушают...
Старая земля молчала. Не желала принимать наказ Чародейки, противясь темной мощи. Да только могла ли ослушаться? Верно, нет. Потому и поддалась с часом.
Пошла буграми широкими, да трещинами изошлась. И из-под трещин этих, забеленных снегом последним, потянулись кости. Руки да ноги. Черепа. Позвонки. И те, что пошире, тазовые...
Кости вытягивались из земли, стряхивая ту, словно бы ненужный груз. Складывались причудливо в тела. Верно ли? Нет! Не верно. Только тот порядок - для живых, тут же...
Глазницы загорались светом колдовским, мертвенным. И все с тем же окрасом, болотным. Запахом обживались. Сладким, что сама медуница.
Мертвые воины становились друг подле друга, складываясь в войско бессмертное. Наказов ждали. Спешили исполнить.
Взывать к буллам было просто. Пролить кровь - сначала живую, сладкую. Невинную, что ключом всему. А ведь ее огневики с радостью разнесли по капищам, не забыв и самим насладиться. И пока жива та была, буллы принимали ее с радостью.
А потом запечатать своею, смрадной. Наказ прошептать. Выждать. Минуту, другую...
Это поначалу медленно, а потом - скоро. Потому как земля Камнеградского Княжества расступалась перед нею не просто трещинами - широким рвом. И выпускала из себя все то, что хранила.