Ярослава. Ворожея (СИ)

Дар отчего-то разумеет: отец. И хоть тот исчезает сквозь мгновение, в самом воине просыпается нечто такое, о чем он не знал. Вера? Может, и она. Потому как еще годину назад он не верил в то, что победить Чародейку способен. Нынче же...

Он зажимает ладонью сочащуюся рану на плече, пытаясь остановить тонкий бурый ручеек. И вспоминает Ярославу. Свою нареченную. Мать дитяти, которому вот-вот народиться боги велят. И на душе становится теплее.

Вера в нем растет, озаряя душу светом теплым. И Дар снова замахивается мечом, целясь прямо в того, что отцом звался. Отчего так? Он-то и не думает, что тот помочь может, а вот...

Кровью пахнет все ярче. И, значит, Дар попал.

А Чародейка шипит, отзываясь:

- Отец твой всегда был глуп. Вот и нынче...

Краем глаза Дар видит, как тень густая, что становится с каждой минутой лишь плотнее, сжимается мощными лапами. И крик ее становится осязаем, слышен. Стало быть, когти темные могут рвать не только плоть, но и...

- Не поможет больше, - отзывается пятно рыжей шерсти. Мелькает с дерева на дерево, с ветки на ветку. И снова хватает широкой лапой грудь Дара. Кровь...

Воин уходит в последний миг. Снова держится за наузу, что матка плела. А еще за другую - подаренную Ярославой. И боль, что опаляет его всего на миг, угасает в разы сильнее. А сам воин разумеет: на ворожбу Чародейки есть другая, не менее мощная.

Шипение злое. Рык. И снова рывок.

В этот раз Дар уходит. Заносит меч - и снова попадает по шкуре рыжей. Только теперь порез глубокий - воин чувствует это, проходя по хребту плотному. И видит, как выгибается спина Колдуньи.

Рысья морда кривится, плывет.

И кровь ее пахнет дурно - гнилью, смертью да тленом самим. Дар это чует даже так, освобожденный от проклятья степного. Значит, все это снова обман. Не кровь это, хоть и бежит по венам.

Запах медуницы становится нестерпимым, с горьким привкусом. И Чародейка снова нападает. Смеется, ухватив теплой плоти. Сплевывает бурую слюну на сизый снег. И чертит в пространстве знак.

Черный, с острыми зазубринами.

Знак покоряется. Оживает в руках-лапах. Шипит подобно змее. И ползет к Дару, обвиваясь кругом шеи. Держит крепко, отчего вдоха не хватает, чтобы набрать в грудь воздуха поболе.

Перед глазами медленно меркнет что свет, почти угасший, что сама жизнь.

Чародейка довольна. Она больше не станет играть с жертвой. Да и зачем? С нее станется развлечений! Любой хищник когда-то должен поглотить добычу, потому как в жизни и крови - сила. А в ней - власть.