Ярость валькирии

Он торопливо сорвал пробку с бутылки, плеснул в стакан водки, выудил из контейнера самый большой кусок курицы и испытал неподдельное счастье! Свобода! Какая прелесть! Несколько дней Верка в мастерской не появится, а телефоны он отключит. Пусть знает, что в ней не нуждаются!

Владимир залпом осушил стакан и впился зубами в холодный, но сочный кусок мяса, пахнувший пряностями и чесноком. И в этот момент зазвонил телефон…

Кречинский чертыхнулся! Кому он понадобился так поздно? Неужто Вера пришла в себя? Но голос в трубке был ему незнаком! И когда он понял, кто разговаривает с ним на другом конце провода, неподдельно обрадовался.

Сотникова положила трубку, но пообещала приехать. Радостное предчувствие овладело Владимиром! Было в интонациях ее голоса нечто большее, чем просто желание позировать для его картины. Разумеется, он тотчас забыл, с чего Мария начала разговор и зачем разыскивала Веру. Главное, она вот-вот должна была появиться в мастерской! Королева! Царица! Владычица его души!

Кречинский метался по мастерской, теряя равновесие, хватаясь за стены и мебель. Прикрыл диванчик свежей простыней, поставил на стол вазочку с сухими соцветиями камыша, переоделся в чистую блузу, вовремя выстиранную Лидочкой, стянул волосы в конский хвост, напялил берет на голову. Взглянул в старое зеркало, расчесал пальцами бороду и усмехнулся: «Портрет художника в интерьере!»

Затем специально оставил входную дверь приоткрытой, а сам прислонился к косяку и застыл в картинной позе, ну точь-в-точь Рембрандт ван Рейн в ожидании Саскии.

Мария приехала быстро. Без стука возникла на пороге. Высокая, статная, в распахнутой на груди шубке. В одной руке она держала пакет, в другой — белый павловопосадский платок с ярким узором, которым то и дело вытирала лицо — раскрасневшееся, с капельками пота на лбу. При этом она не сводила взгляда с Владимира и нервно облизывала губы.

«Волчица! Как есть волчица!» — с восхищением подумал Владимир и шагнул навстречу гостье.

— Как добрались? — спросил он и протянул руку, чтобы поздороваться.

Но в этот миг Сотникова покачнулась и стала оседать на пол. Кречинский подхватил ее под руки, помог подняться и понял, что гостья пьянее пьяного и едва держится на ногах.

Он выругался про себя. Этого еще не хватало! Но Мария вдруг резво облапила его, толкнула к стене и впилась в рот горячими губами. Владимир едва не потерял равновесие, обнял гостью за талию… И понял, что пропал! В руках у него трепетало, пульсировало и дрожало упругое, горячее женское тело. Что-то твердое впилось в спину и звякнуло, когда Кречинский попытался сменить положение. Оказывается, Сотникова не выпустила из рук пакет с его содержимым. И не рассталась с ним даже тогда, когда свободной рукой задрала блузу и попыталась расстегнуть джинсы Владимира.

Сердце Кречинского замерло на мгновение, а затем забилось, как у загнанного в ловушку зверя. Что делать? Он знал о кое-каких особенностях своего организма, которые усугублялись по мере увеличения принятого алкоголя, но сейчас он не мог ударить в грязь лицом! Никоим образом!

Молнию, к счастью, заело, но Сотникова от задуманного не отказалась. Жарко дыша, с остекленевшим взглядом, она сцапала Кречинского за грудки и буквально внесла его в комнату.

— Мария! — простонал он. — Проказница! Пощадите! Сначала сеанс позирования, а после к вашим услугам…

Но Сотникова словно не расслышала. Оттолкнув художника, она принялась срывать с себя одежду. Ни одна из натурщиц не была столь бесстыдной и откровенной в своей наготе. Мария не удосужилась даже прикрыться стыдливо ладонью. Владимир наблюдал за ней с нараставшей паникой в душе.

— Куда встать? — Мария смерила его угрюмым взглядом.

— Сюда! Сюда! — ответил Владимир дребезжавшим от волнения голосом и подал гостье руку.

А она и впрямь как царица взошла на невысокий помост, с которого ему позировали для картин натурщицы, а бывало, и натурщики.

Руки Владимира неприкрыто дрожали, когда он делал первые наброски. Натура была потрясающей. Мария с каменным лицом сидела на стуле в весьма вольготной позе. Ее не смущали взгляды художника, а он распалялся все больше, созерцая высокую грудь, по всей вероятности, нерожавшей женщины, длинные стройные ноги, и все еще узкие, не поплывшие, как у Веры, бедра…

Наконец Мария сменила позу, потянулась лениво, как кошка, беззастенчиво выставив острые груди, и капризно произнесла:

— Есть хочу и выпить! Посмотри в пакете, что там?

* * *

Мария и не подумала одеться, лишь накинула на плечи платок. Они сидели рядом на диванчике и с жадностью пили и ели. Не размеренно и с тостами за счастье и любовь или хотя бы за знакомство, как это бывает у любовников, а точно давние собутыльники. Владимир поднимал стакан, кивал: «Будем!» Мария кивала в ответ и так же лихо выпивала водку, ни в чем не уступая хозяину. Владимир чувствовал рядом ее бедро, которое обжигало сквозь джинсы. Женская рука бесстыдно поглаживала его между ног, а платок без конца сползал и открывал то плечи, то грудь. Наконец Мария рассердилась и отбросила его в сторону.