– Найти каких-либо прямых улик, подтверждающих, что склеп Ван-Берзеньша действительно является местом убийства девицы Линд не удалось, – рассказывал Анатолий Витальевич. – Следов крови там много, но мы даже не сможем понять, человеческая она или нет. Никаких личных вещей найти не удалось, ни её, ни кого-либо другого. Даже ни одного волоса не нашли. Такое впечатление, что там все тщательно вычистили. Однако совпадение рисунков в склепе и на теле жертвы вряд ли случайны.
– Получается, Зинаида Яковлевна скорее всего умерла в том самом склепе, и это действительно было ритуальное убийство, – предположил Руднев.
– Скорее всего, да. Её появление на кладбище тоже вполне объяснимо. Она могла быть тем человеком, кто заказывал панихиду.
– Вряд ли… – ответил Дмитрий Николаевич и запнулся.
Сыскной надзиратель бросил на молодого человека сердитый взгляд.
– Та-ак, господин Руднев, – раздраженно протянул он. – Извольте объяснить. Что вам известно?
– Анатолий Витальевич, мы договаривались, что моя откровенность будет иметь свои пределы.
– Как-то быстро вы их достигли!
– Пока не достиг, но близок к этому, – вздохнул Руднев.
Он вынул из кармана блокнот Коровьева, показал Терентьеву, но в руки не передал.
– Что это?
– Это блокнот факультетского инспектора Филимона Антиповича Коровьева, который сегодня следил за Белецким от самого следственного морга. Почерк Коровьева совпадает с почерком, которым написана церковная записка.
Терентьев присвистнул.
– Интересный поворот!
Руднев рассказал подробности.
– Блокнот, я так понимаю, вы мне отдавать не хотите? – уточнил Терентьев. – Что же в нём такого запретного для моих глаз?
– Коровьев записывал в него всех, кто по той или иной причине попадал под определение «неблагонадежного».
– И чьи же фамилии в нём можно найти?
– Мою. Кормушина. Никитина. А ещё фамилии практически всех студентов нашего факультета. Но дело не в этом. Он не просто записывал студентов, но и делал пометки о том, кто в чём замечен или заподозрен.
– Дмитрий Николаевич, а почему вы думаете, что я не могу всю эту же информацию получить напрямую от этого вашего… Как его?.. Коровьева.
– Так получайте. От него, но не от меня, – сухо ответил Руднев.
– Что мне с вами делать, Дмитрий Николаевич?! – всплеснул руками Терентьев.
– Доверять. Я ещё не успел просмотреть все записи. Обещаю, что, если найду что-нибудь, связанное с демонстрацией или убийством Зинаиды Яковлевны, я в полной мере поделюсь с вами этой информацией.
– Вы думаете, что эти два дела как-то связаны? – Анатолий Витальевич решил оставить тему блокнота.
– Уверен! Слишком много пересечений. Во-первых, сама Зинаида Яковлевна, она входила в число подвергнувшихся обыску в ночь на двадцать пятое, – Терентьев хмыкнул, но комментировать формулировку не стал. – Во-вторых, Семеновское кладбище при Воскресенской церкви, где панихида проходила. В-третьих, на кладбище были найдены листовки. Вам удалось что-нибудь выяснить про опасность, на которую намекала Зинаида Яковлевна?
– Её родители ничего не знают. Но они также подтвердили, что она с некоторых пор стала скрытной и тревожной.
– С каких пор? С тех, как с Рагозиным начала общаться?
– Опять вы за своё, Дмитрий Николаевич!
– Но это же факт! Вы его уже опросили?
– Нет никакого факта, молодой человек, кроме факта вашей личной неприязни к этому человеку!
– Вы мне сами однажды сказали, что коль человек один раз перешагнул черту, второй раз он не остановится. Рагозин в прошлом уже убил человека! – Руднев ни в какую не хотел отступаться, но Терентьев оборвал его резко, будто ударом хлыста.
– А вы? Вы сами, Дмитрий Николаевич? Вы тоже убили человека! И с вами она познакомилась в то же время, что и с Рагозиным. И накануне убийства вы с ней разговаривали. И встречу у Воскресенской церкви она вам назначила. Прикажете арестовать вас?
Ответа у Руднева не нашлось.
– Вы правы, – наконец хмуро признал он, – ничто причастности Рагозина к убийству не подтверждает… Но что касается демонстрации. Возможно, он и был информатором или снабжал кого-то информацией. Он должен был в первую очередь попасть под подозрения в организации террора, но его не арестовали. Почему? И с Коровьевым он на короткой ноге… Всё-таки, вам удалось опросить Рагозина?
– Не удалось, – сердито ответил Терентьев, – и скорее всего не удастся. За него вступились на самом верху. Он сын одного из первых лиц при генерал-губернаторе. У меня связаны руки.
– Да как так?! – задохнулся от возмущения Руднев. – Что значит «вступились»?!
– Прекратите, Руднев! – снова рявкнул на молодого человека сыщик. – А как вы думаете, почему ваш Никитин до сих пор пользуется вашим гостеприимством, а не в тюрьме сидит? Только не говорите, что вам всё это невдомёк! Вы меня тогда очень убедительно за порог выставили. Попробовал бы я произвести арест в доме Рудневых! В околоточные бы разжаловали, за учинённый скандал.
Лицо у Руднева окаменело, чеканя каждое слово, он спросил:
– Вы, господин сыскной надзиратель, изволите намекать, что я пользуюсь своим положением и своим именем, чтобы препятствовать правосудию?