Беспорядки в университете не стихали, невзирая на все усилия ректора и вмешательство обер-полицмейстера. Студенты бойкотировали лекции и освистывали преподавателей. Возможности выявить зачинщиков у охранителей порядка не было никакой, а выборочные задержания и аресты лишь подливали масла в огонь. Занятия срывались. Половина преподавателей и вовсе отказывалось являться. Лишь горстка признанных авторитетов хоть как-то могла призвать бунтующих студентов к порядку.
Руднев вошёл в аудиторию, в которой стоял невероятный шум. Без пяти минут юристы свистели и стучали книгами по столам, изгоняя с кафедры преподавателя общегражданских законов. Тот ещё какое-то время пытался образумить молодых людей, но, убедившись в тщетности своих усилий, раздраженно вышел из аудитории.
Студенты ещё немного пошумели и тоже потянулись к выходу, но тут внезапно в ту самую дверь, куда ретировался преподаватель общегражданских законов, величавой поступью вошёл профессор Михаил Петрович Строгонов. Он стремительно прошёл к кафедре, ни на кого не оглядываясь. На Строгонове была профессорская мантия, которую обычно надевали лишь по торжественным случаям, она развивалась на нём словно плащ крестоносца. Студенты повскакивали с мест и бурно зааплодировали своему кумиру.
Театральность всего этого действия Дмитрия Николаевича покоробила. После последнего разговора с Михаилом Петровичем мнение Руднева о нём приобрело брезгливый оттенок.
Строгонов дождался окончания оваций, выждал драматическую паузу и раскатисто объявил:
– Господа студенты, я буду замещать моего коллегу. Всех, нежелающих слушать, прошу немедля покинуть аудиторию.
Все остались на местах, включая Руднева, которому, говоря по чести, страшно хотелось уйти.
Михаил Петрович начал с подробного объяснения полномочий земских управляющих, но как-то очень быстро перешёл к перспективам развития органов провинциального самоуправления в более прогрессивные формы, смело излагая идеи, едва ли не крамольные. Студенты то слушали, затаив дыхание, то начинали аплодировать. По окончании лекции аудитория снова взорвалась овациями, куда более продолжительными и бурными, чем при появлении Строгонова.
Когда наконец ажиотаж спал, Руднев в числе первых протолкался к выходу. Лекцию он счёл для себя бессмысленной, и не столько по содержанию, сколько из-за отсутствия на ней Коровьева, за которым хотел проследить. Поспрашивав у факультетских товарищей, он выяснил, что Коровьев с самого утра сидит в кабинете декана, и что вместе с ним там дознаватель и ещё какой-то тип в гражданском платье, но с военной выправкой.
Не имея никакого готового плана действий, Руднев направился к деканату. Однако на полдороге его остановил знакомый уже окрик:
– Руднев!
Скрипнув зубами, Дмитрий Николаевич остановился и повернулся.
– Здравствуйте, господин профессор!
– Как вам лекция, молодой человек? Я видел вас среди слушателей, – сверкая самодовольной улыбкой, Дмитрия Николаевича догонял профессор Строгонов.
– Было очень познавательно, господин профессор.
– И это всё? Какая скупая оценка! Ваши товарищи аплодировали мне стоя, – поравнявшись с Рудневым, Строгонов сделал приглашающий жест. – Не хотите ли продолжить нашу беседу? В прошлый раз вы столь внезапно и эффектно удалились, что я не успел задать вам всех вопросов.
При воспоминании о своем постыдном бегстве из анатомического корпуса, Дмитрий Николаевич вспыхнул.
– Зато я успел дать вам все ответы, господин профессор, – резко ответил он.
Лицо Строгонова в одно мгновенье стало жёстким и злым.
– Не дерзите мне, господин Руднев! Это не в ваших интересах. Следуйте за мной в мой кабинет.
Кабинет у профессора Строгонова оказался помпезным. На монументальном столе из красного дерева красовались золоченые писчие принадлежности, огромное малахитовое пресс-папье, мраморный бюст Вольтера и бронзовая лампа с хрустальным абажуром. Книжные шкафы высились от пола до потолка и сверкали стеклами в ажурных переплетах. Среди книг было немало редких и дорогих изданий, все в исключительно прекрасном состоянии, насколько можно было судить по корешкам. На стене висел огромный портрет императора в массивной золоченой раме.
Михаил Петрович расположился за столом в величественном кресле и испытующе воззрился на стоящего перед ним Руднева. Сдержанное спокойствие на лице молодого человека и его слегка рассеянный взгляд профессора раздражали.
– Руднев, вы напрасно испытываете моё терпение, – сердито проговорил Строгонов. – Вы выдали себя с головой. Вопрос только в степени вашей осведомленности и в вашей готовности быть мне полезным.
Руднев молчал, и Строгонов был вынужден продолжить:
– С нашей прошлой встречи ситуация изменилась. Тогда я предлагал вам покровительство, а теперь же намерен ограничить свою щедрость. Если вы станете поступать, как я вам велю, я не испорчу вам жизнь. Как вам такое предложение?
Дмитрий Николаевич пожал плечами.
– Господин профессор, ваши угрозы не заставят меня пойти против совести. Я не стану сотрудничать с вами.
– Однако вы готовы сотрудничать с кем-то ещё? Не так ли?