Яшмовый Ульгень. За седьмой печатью. Серия «Приключения Руднева»

Руднев вздрогнул, будто почувствовав на себе взгляд соглядатая. «Вот, значит, для кого шпионит Коровьев», – мелькнуло у него в голове.

– Господин профессор, почему вас так интересует этот вопрос?

– Потому что вы умнее других, а значит, способны понять, как применить свое знание в своих интересах.

– Боюсь, господин профессор, ваше представление о моём интересе ошибочно. Как бы то ни было, он вряд ли совпадает с вашим. Подозреваю, что он вообще идет с ним вразрез.

– У вас хватает дерзости и глупости бросать мне вызов? – взгляд Михаила Петровича сделался таким холодным и жестоким, что по спине молодого человека пробежал неприятный холодок. – Хотите затеять собственную игру? Вам следует понимать, Руднев, вы либо со мной, либо против меня.

– Вы не оставляете мне выбора, господин профессор.

Строгонов откинулся в кресле, его взгляд, казалось, пытался пробуравить Дмитрия Николаевича насквозь и нащупать в его душе что-то совсем уж потаенное.

– Выбор вы уже сделали, и он выйдет вам боком, если вы не одумаетесь. Я слежу за вами, Руднев, и знаю о каждом вашем шаге. Можете идти.

Скупо поклонившись и не сказав ни слова, Руднев вышел из профессорского кабинета.

В голове у Дмитрия Николаевича вертелась мысль о том, что за последние несколько дней он перевидал такое огромное количество одержимых людей, которого по законам математической статистики должно хватить ему на всю жизнь.

Ратования Строгонова за честь и славу университета были Рудневу понятны и, в целом, даже импонировали, но то, до каких методов был готов опуститься университетский профессор ради пусть даже и великой цели, его пугало. Если признанный в обществе, убеленный сединами, отмеченный государственными наградами благородный учёный муж был способен запугивать, шантажировать, толкать на бесчестие, какой спрос мог быть со студентов, молодых и в большинстве своем прозябающих в бедности, несостоявшихся ещё людей? Что способно погасить их революционный порыв и остановить опасное брожение? Сколько ещё прольется крови и сколько будет загублено душ из-за яростной и неутолимой по своей природе одержимости?

Вернувшись в учебное крыло, Руднев узнал, что все занятия юридического факультета – как лекционные, так и практические – на сегодня отменены, библиотека и все лаборатории закрыты, а господ студентов просят покинут здание университета.

Дмитрий Николаевич направился к выходу и, к своему удивлению, увидел, что подле неизменного университетского швейцара Кондратия Емельяновича стоит и что-то пишет на бумажке встревоженный Белецкий. Заметив Руднева, он смял недописанную записку и призывно махнул молодому человеку рукой.

– Дмитрий Николаевич, за вами послал Терентьев, просит срочно приехать, – объяснил своё внезапное появление Белецкий. – Произошло ещё одно убийство.

Глава 10.

Присланный Терентьевым крытый экипаж вёз Руднева и Белецкого к Бутырской заставе. Эта окраина Москвы казалась тусклой и унылой. Прохожих на улице было мало. Неряшливые одноэтажные домики с покосившимися заборами и заснеженные палисадники казались едва ли не заброшенными. Время от времени из какой-нибудь подворотни выбирались худые, брехастые бродячие псы и с визгливым лаем бросались на лошадь.

Экипаж остановился перед воротами Бутырской тюрьмы, на его подножку поднялся молодой человек в штатском, по всей видимости чиновник сыскной полиции. Он спросил:

– Вы Дмитрий Николаевич Руднев?

– Да.

Не спускаясь с подножки, молодой человек подал знак охранникам, и те распахнули ворота. Экипаж вкатился во внутренний двор каземата, громыхая колёсами по серой булыжной брусчатке, и остановился у башни Бутырского замка.

– Следуйте за мной, – велел сопровождающий. – Не отставайте.

Они прошли в кованную дверь мимо проводившего их заинтересованным взглядом часового. Студенческая шинель и фуражка Руднева выглядели странно и неуместно.

Узкий коридор со сводчатым потолком, в котором они оказались, слабо освещали тусклые закопченые лампы. Шаги гулко отражались от потемневших стен.

– Как здесь тихо, – проговорил Руднев, ёжась не то от пробравшейся за воротник сырости, не то от навеянной стенами тюрьмы жути.

– Это теперь тихо стало, когда здесь в основном политические пересылки дожидаются. Уголовники – куда более шумная публика, – ответил полицейский чиновник.

Они долго петляли по лабиринту коридоров, пока не вышли во внутренний двор, заполненный скорбно притихшими женщинами и детьми разных сословий с тюками, мешками и прочим скарбом.

– Кто это? – ахнул Руднев. – Почему они здесь?

– Это жены пересыльных, которые решили отправится в Сибирь вслед за мужьями, – объяснил провожатый. – Здесь Сергиево-Елизаветинский приют, где они с детьми дожидаются пересылки.

Пройдя через двор приюта, они вновь вошли в здание. Помещение казалось заброшенным, но было заполнено полудюжиной полицейских в форме и освещалось переносными фонарями.

– Под этим крылом лет пять назад начал оседать грунт, – пояснил сопровождающий. – Затеяли ремонт, но, как выяснилось, проще и дешевле построить новое здание. Поэтому тут всё забросили.... Мы пришли. Подождите меня здесь.