Проводник нырнул в тёмный дверной проём, из которого время от времени вырывались всполохи магниевой вспышки. Через минуту оттуда вышел Терентьев.
– Спасибо, что приехали, – сказал он, поздоровавшись. – Сегодня утром один из охранников обнаружил это странное место и труп в нём. Я бы хотел, Дмитрий Николаевич, чтобы вы это увидели и высказали своё мнение. Проходите, не волнуйтесь, тело уже увезли.
Руднев и Белецкий прошли вслед за Анатолием Витальевичем и оказались в продолговатом помещении с низким потолком и кирпичными стенами, на которых кое-где сохранилась охрового цвета штукатурка. Воздух был сырым и затхлым, запах плесени мешался с тошнотворным запахом тлена, заставившим Руднева и Белецкого дышать через платок. Окон в помещении не было, свет создавали те же переносные фонари, что и в предыдущем зале.
Обстановка помещения была ошеломляющей.
Как и в склепе Яна Ван-Берзеньша, стены были исписаны красными текстами на исковерканной латыни, посредине высился каменный алтарь с перевернутым крестом, над ним на потолке красовался дьявольский змей с козлиной головой. Помимо этих деталей интерьер разнообразил прислоненный к стене открытый дубовый гроб, старый и полусгнивший, источающий нестерпимый могильный смрад. Крышка гроба с золочёной литерой «В» в затейливых завитушках стояла у подножия алтаря. Рудневу вспомнились сетования кладбищенского сторожа Прохора, возможно, гроб был тем самым, похищенным у «крепких мертвяков» Виноградовых.
Потрясенный Белецкий что-то прошептал по-немецки.
Руднев, опомнившись от первого впечатления, принялся разглядывать детали.
В отличие от святилища на Семеновском кладбище алтарь был обтянут не крепом, а полуистлевшим бархатным погребальным покрывалом с золотым шитьём, тоже, судя по запаху, попавшим сюда из оскверненной усыпальницы. Алтарь покрывала россыпь белых гвоздик, посреди которой зияло пустое пространство, обведенное мелом. Контур повторял очертания свернувшегося калачиком человека.
– Кто жертва? – спросил Дмитрий Николаевич.
– Молодая женщина, – ответил Терентьев. – На вид лет семнадцать – двадцать. Ухоженная. Руки нежные. Ногти аккуратные. Явно не простолюдинка.
– Как она умерла?
– Доктор предполагает, что смерть наступила от шести до двенадцати часов назад. Как и в прошлый раз, вероятнее всего удушение, но теперь душили чем-то очень тонким, я бы предположил струну. Кожа прорезана до крови.
– В каком виде её нашли?
– Она была полностью обнажена. Тело было свернуто, как вы тогда предположили.
– На ней тоже был вырезан рисунок?
– Да, но на этот раз он был едва начат.
– Вы установили её личность?
– Пока нет. Мы нашли её одежду, но документов при ней не было. Я повелел всё оставить до вас.
Терентьев указал на аккуратную стопку в углу.
– Это так и было сложено?
– Да.
Дмитрий Николаевич поднял из стопки одежды платье.
– Застежки не порваны, – констатировал он. – Его снимали не насильно.
– Думаю, она сама всё это сняла, – подошедший Белецкий развернул лиф, избавив Дмитрия Николаевича от смущавшей его необходимости касаться нижнего белья. – Ни один мужчина не смог бы с этим так аккуратно справиться.
– Верю вашему опыту, – хмыкнул Анатолий Терентьевич и уже серьёзно добавил, – я тоже так подумал, но, чёрт возьми, не могу себе представить нормальную девицу, а выглядела она, по крайней мере, вполне нормальной, которая, оказавшись в подобном месте, вот так бы спокойно разделась и сложила одежду.
– Складывать могла и не она, – пожал плечами Руднев и снова подошёл к алтарю.
На приступке из крышки гроба стояла ритуальная чаша. Дмитрий Николаевич, стараясь не думать о том, откуда скорее всего появился и этот артефакт, поднял её и, подойдя ближе к фонарю, внимательно рассмотрел. На дне виднелись остатки какой-то красной жидкости. Руднев принюхался.
– Это, скорее всего, вино, – пояснил Терентьев. – Доктор забрал пробы, чтобы сделать анализ. Возможно, жертву чем-то опоили, этим и объясняется её покорность.
– По крайней мере, её должны были обездвижить или лишить чувствительности, пока на ней вырезали рисунок, – согласился Руднев. – В прошлый раз я думал про хлороформ.
– Никаких склянок мы не обнаружили, бутылку из-под вина тоже. И орудия убийства тоже нет.
Терентьев забрал у Руднева чашу и указал на стену:
– Что скажете? Это сделано той же рукой, что и на Семеновском кладбище?
Руднев присмотрелся и провел пальцами по буквам.
– Уверен, что нет, – ответил он. – Более того, я думаю, что это было написано значительно позже, чем надписи в склепе Ван-Берзеньша. Видите, написание букв совсем другое?
– Если бы я мог это увидеть, я бы вас не спрашивал, – проворчал Анатолий Витальевич. – И когда, по-вашему, было это написано?
– Это писал наш с вами современник, а там написано стилем, которому около ста лет. Если бы на буквы попадал солнечный свет, можно было бы ещё сравнить степень выцветания краски, но в такой темноте процесс обесцвечивания практически не происходит. Я бы мог ещё попробовать состав краски определить. Я не химик, конечно, но хорошо знаю свойства красящих пигментов. Прикажите отскоблить образцы и прислать мне.