Ястреб в огне

Он продолжил путь наверх, по лестнице, усыпанной обломками покрупнее. Проход не расчищали. Дверь на третьем этаже, криво повисшая на остатках петель, поскрипывала.

Зал за дверью почти не использовался последние два года – хватало и пары этажей. Последний мор, унесший жизни почти десяти тысяч человек, не спешил повторяться. Здесь оставались только ненужные койки, и отдельные палаты, для особых случаев.

Мусора стало больше, часть потолка обвалилась, доктор с некоторым трудом перебрался через очередную груду битого кирпича и осколков плитки. Несмотря на контузию, он помнил, как шериф тащил его по этим обломкам, не особо церемонясь, грязно ругаясь от страха, и поминутно спрашивая, жив ли… А следом прыгала по камням девочка, пришедшая с праймом – огромные глаза, и тонкие загорелые пальцы, вцепившиеся в игольник.

Доктор перебрался через последний завал. Стена у края разлома рухнула, став в два раза короче, неровной ступенью лестницы, ведущей на крышу. За ней, на краю, обрывающемся во двор, сидел человек – беспечно, наклонившись вперед, и рассматривая город, ярко освещенный солнцем. Глядя на него, доктор снова вспомнил эту девочку, имя которой уже успел забыть. Она сидела точно так же – снайпер, сделавший удачный выстрел, или только готовящийся…

– Привет, Саймон. – Сказал доктор.

– Здравствуй, Габриэль. – Ответил барон, не поворачивая головы. – Спасибо, что пришел.

– У меня мало времени, Саймон. Столько раненых…

– Собираешься оперировать одной рукой?

– Вести операции я еще могу, не сомневайся.

– Я никогда в тебе не сомневался.

– Зачем ты позвал меня сюда? – Доктор оглянулся и неловко присел на излом стены, в паре шагов за спиной барона.

– Я прилетел час назад. Поговорил с Мигелем, выслушал своих информаторов, и решил сам посмотреть… на это.

– Тридцать человек убитых, раненых вдвое больше… на что тут смотреть? Если бы не прайм, они бы разнесли все здание. Мы не готовы к такому, Саймон, это… настоящая война. А у нас всего лишь горстка полицейских, едва умеющих стрелять, десяток пушек и твой джет.

– А разве когда-то было иначе? – Барон повернул голову, и тень от остатков крыши упала на его профиль, темный отпечаток на полуденном теле города, достойный древних монет. – Вспомни, Габриэль, когда ты согласился остаться… чем были мы? Беглый прайм на украденной машине и мертвый полковник, потерявший всех своих людей. Мы вырвали этот город у пустыни и рейдеров, не отдали его торговцам, пришедшим следом, а теперь… Что изменилось, Габриэль?

– Я. – Коротко ответил доктор. – Наверное, просто привык к миру… Я не хочу больше стреляных и колотых ран, не хочу видеть, как одни люди убивают других.

– Думаешь, твое желание что-то изменит?

– Ты видел девушку, которая сопровождает прайма? Она же просто ребенок, одногодок моей дочери, наверное. На моих глазах она убила двоих, чтобы спасти меня и Мигеля, а потом еще одного – уж не знаю, почему. Не хочу, чтобы моя дочь росла такой же…

– Но она вырастет такой, Габриэль, если мы не сделаем что-нибудь с этим местом… С этим чертовым миром. Поэтому я и пришел сюда.

– Поэтому?

– Мне нужен твой совет. Ты всегда был… совестью этого города, что ли. Помнил, что хорошо, а что плохо, даже когда я забывал… И никогда не боялся сказать мне об этом. Мне нужен твой совет, как друга.

– Хорошо, что не как доктора – ты еще не настолько стар…

Барон неопределенно повел плечами, и жгуты экзоскелета задвигались, подстраиваясь – тонкие черные змеи, обвивающие гибкий металлический каркас позвоночника.

– Представь, что у тебя есть выбор… трудный. Представь, что ты мог бы спасти этот госпиталь сегодня, если бы позволил убить свою дочь. Тридцать человек, ты сказал? И еще больше раненых? Если бы этого можно было избежать, отдав всего одну жизнь, как бы ты поступил?

– Мою дочь?

– Да.

– Я не знаю, Саймон.

– Это не ответ. Подумай, тридцать жизней против одной.

– Нет, Саймон, этот выбор невозможно совершить, просто взвесив их количество…

– Но если другого нет? Твоя Миа или те, кто умер сегодня там, внизу?

– Я… отказываюсь выбирать, Саймон. Я не могу.

– Потому что она твоя дочь? Упростим выбор – пусть умрет другая… ну хотя бы эта девочка, что была с праймом. Пусть умрет она – ты же ее совсем не знаешь.

– Ты не понял, Саймон. Я… не могу дать тебе этот совет, и совсем не важно, кто эта девочка. Я просто не могу позволить ей умереть.

– И тридцать жизней на твоей совести…

– Нет, Саймон, эта сделка… она не для меня. Это и есть мой ответ.

– И ты откажешься принимать решение?

– Да, Саймон. – Доктор провел рукой по лбу, вытирая пот. – И я бы не хотел, чтобы ты принимал его.

– Вот как? А если их гораздо больше тридцати? Если среди них женщины, дети, старики… мне отказаться? Как я после этого смогу смотреть… да хоть бы и тебе в глаза, Габриэль? Как?!

Барон вскочил, оттолкнувшись руками от края разлома, одним быстрым и плавным движением.

– Ты хотел услышать голос совести. – Сказал доктор, глядя ему в спину. – Ты услышал. Прости, но если я сейчас не пойду вниз, там точно кто-то умрет…

– Я… понимаю. Ты… это ты, док Габриэль. Ты спасаешь людей, а я… Я прайм.