Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

Да пусть стоят, пусть висят. Всего три месяца и дальше все может измениться. Станет спокойнее жизнь, она уговорит Макса разок в неделю ходить в театр или хотя бы в кино. Такая пара. Сколько угодно можно ждать, выросла без всего этого барахла, и обойдется без него дальше. Если бы дело было только в этом. Марьяна помешала исходящую ароматом трав и мяса густую солянку и села. Криво улыбнулась дурацким мыслям. Так думается, вроде она себя в жертву принесла, ах бедная, ах слишком много вещей, ах, слишком все богато. Я запуталась и не умею правильно подумать про все это, — мрачно подытожила скачущие мысли. Я младше его почти на двадцать лет, я не умею заранее, наперед. Просто видела, что он хороший.

Верила ему. А теперь вот — не верю.

— Мне что делать-то? — голос пронесся по кухне и вылетел в приоткрытую форточку, съелся гудением вытяжки над плитой. Она прислушалась. За окном гремела улица, не отвечая на заданный вопрос. Найденные в столе фотографии все изменили. Но сейчас ей казалось, они просто взорвали то, что еще копилось бы и копилось. Оно уже начало копиться. Но если бы не снимки, сколько лет ей понадобилось бы, чтоб решиться на что-то самой? Юная женщина с худеньким смуглым лицом, с черными нахмуренными бровями, сидя на гладком табурете, вздрогнула, когда женское понимание пришло и проткнуло ее душу, то самое, которое не от возраста или опыта. То, что просто неумолимо показывает будущее. А после сворачивается клубочком, и снова дремлет, позволяя себя уговорить мирными лживыми фразами. Вместо большого окна с веселыми шторами в ярких ромашках она увидела бесконечную череду дней, в которых неизменно одно — женская тень в лабиринтах большого дома, бродит и ждет, пока ее муж вершит свои мужские дела. Череда дней была похожа на тот зеркальный коридор из девчачьего гадания, он бесконечен и теряется в пространстве и времени. А выхода из него нет, если послушно брести, не попытавшись разбить стенку и вырваться. «Вот как заговорила» — пришла, покачиваясь листом на воде, мерная фраза, — «что же ты за жена, если для мужа такой малости не вытерпишь». На остатках засыпающего понимания Марьяна знала — эта фраза уже из ласковых обманов, которыми она застелит неудобное. И позволит себя убаюкать словами. Но ей есть, чем ударить себя, чтоб не заснуть. Снимки. Воспоминание хлестнуло пощечиной. А поделом, чтоб не поддавалась на мысленные уговоры! Серо-коричневый конверт, иностранный, с металлическим ушком и крутящейся в нем петелькой. Надпись на нем размашистым почерком Макса — «Машка-Марьяшка». А внутри, там, на глянце — она снова лежит, с руками, растянутыми петлями к спинке широкой кровати.

Смеется совершенно пьяным безумным лицом, глядя на склоненного к ней мужчину. Еще снимок, и там — другой мужчина над ее коленями. Десяток фотографий. А надпись почти стерлась, будто конверт открывали и открывали… Она судорожно всхлипнула, по-детски кривя губы. Руки мяли оборку фартука. И если бы он один был, этот пакет, она дала бы себя уговорить! Ну, оставил, для себя. Мало ли у кого какие приколы. Она сама вон боится иногда своих фантазий. Она понимает. Но в других, с деловитыми подписями «Оля Карака», «Яся Мартышечка», «Конфета», «Наташа Курочка», «Симпапуш» — там они все, все перечисленные. На той кровати и на других. Перебирая снимки, Марьяна с леденеющим сердцем ждала — сейчас увидит широкую спину, мощные ноги с узким шрамом поперек правой голени. Но не увидела, а застыла, держа один из конвертов. «Светик-Медведик» гласила уверенная надпись. А вечером он, вкусно зевая, что-то рассказывал и как всегда, поддразнивая, говорил «а некоторые медвежата давно должны спать, да, мой черненький Медведик?». Ладно! С кем не бывает, муж у нее козел. Сраный ебарь, извращенец и бабник, да-да, поняла! И что дура, бесконечная тупая дура — поняла тоже! Не ты первая, Марьяшенька, не ты последняя.

— Поняла! — злым шепотом выкрикнула в наполненный вкусными запахами воздух. Но не понимала, а что же делать теперь. Уйти? Да, она уже хочет уйти, и уйдет. Но что с фотографиями? Забрать? Сжечь? Эти полустертые надписи, наверное, он часто достает их, свои конвертики.

Перебирает. Смотрит. Или показывает кому-то? Почему они лежат в импортных конвертах, эти снимки? Сейчас она была рада, что злая находка будто заморозила ее. Потому что если бы убежала сразу, сожгла картинки, куда побежала бы, и где именно нашел бы ее Токай? Застыв внутри и продолжая что-то делать, убирать, готовить и доставлять удовольствие мужу, она не успела наделать глупостей и вот, смогла задать себе нужные вопросы. Только ответить на них она не умеет. Где искать ответы? Кто поможет, если она совершенно одна теперь…