Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

— Нет, ты сиди. Не хрен мне тут истерики закатывать. Три раза шагнув, с треском хлопнул дверью, коротко прозвенело матовое стекло. Вернулся, и с размаху усевшись на стул, дернул к себе бутылку, плеснул темного вина в стакан и почти швырнул его по столу к Ласочке.

— Пей. Пей, сказал! И успокойся. Она глотнула, с трудом загоняя терпкую жидкость в горло.

Продышалась и выпила все, стукнула стаканом о стол. Токай с интересом и раздражением разглядывал бледное лицо, посеревшие губы со стертой помадой.

— Любую другую спустил бы с лестницы, катилась бы до двора. Ласа, но мы же с тобой — друзья.

— Старые, — хрипло ответила она, усмехнувшись.

— Ты мне своим климаксом в морду не тычь. Не поверю, что так тебя разобрало по пустякам. Ну, понял, придумала себе любовь. Хорошо. Но в спальне, ты хотела лечь, я видел. Почему передумала? Ласочке стало тоскливо. Все его вопросы вызывали желание задать встречные. А какое тебе дело, Макс Токай? Зачем спрашиваешь?

Поиздеваться решил? Изучаешь бабские судороги? Но задавать язвительные вопросы Токаю — себе дороже. Да и толку-то…

— Я думала… думала — это она. Твоя жена. Токай нахмурил брови, обдумывая. Потом улыбнулся, как школьник, решивший задачку. Поднял широкую ладонь.

— То есть, ты думала, что я свою жену уложил с ебарем? И обрадовалась? Потому что тогда вы типа в одной лодке? Угу, понял. И если она там лежит, то и ты бы прилегла… Дать нам жару, как умеешь. Победила бы всех. Не вышло. Ну, Ласочка, не вышло. Не всегда по-твоему выходит.

— А где же твоя драгоценная женушка, пока ты тут?

Но он не стал отвечать. Спросил сам мягко, удивляясь и раздумывая:

— Вот скажи, ты реально думала, что все это будет вечно? Они вон растут, каждый год смена подрастает, свежие, что твои яблоки. И с пятнадцати лет уже все знают и умеют. Я с законом дружу, ты знаешь. Раньше семнадцати ни-ни. А теперь сравни, дорогуша, их семнадцать и твои, сколько там тебе уже? И чего за тебя должны мужики держаться? За красоту твою? Так красивых много. Что умелая такая? Эй, очнись, спящая краля! Да они сейчас умеют такое, что тебе и не снилось. Тебя же блин, батя в универе два раза восстанавливал, бабки платил. Чего не выучилась? Или замуж бы выскочила, держала — так… Стиснул кулак на столешнице. Пожал плечами.

— Или работу б нашла, на хлеб с маслом. Трахал бы тебя директор, носила костюмчики деловые, девок-секретуток школила. Удивительное ты существо.

— А чего ты не говорил мне? Раньше? — пораженная Ласочка облизнула пересохшие губы, налила себе вина, выпила, — да я бы. Может быть… Но Токай разжал кулак и махнул рукой.

— Да ничего не может быть. Тебе надо чтоб я тебя носом тыкал? И заради меня горы б свернула? Очнись. Нихрена. Потому что везде, где надо усилие сделать, ты его делать не будешь. Положишь с прибором и побежишь туда, где полегче. Поприятнее. Уродилась же такая… недотыкомка.

— Я? — обидное слово будто ударило по лицу, такое глупое и неуклюжее, да хоть бы стервой обозвал, а так… Она встала. Криво улыбаясь, кивнула, вешая на плечо сумочку.

— Поняла. Да. Я поняла. Ну, ладно. Пойду я. Извини. Я уж пойду.

— О, — недовольно констатировал Токай, — снова истерика. Ладно. Жить-то есть на что?

Идя за ней по коридору, дернул висящую на крючке рубашку, пошелестел в кармане. Пихнул Ласочке смятый ворох бумажек.

— Больше не дам, кормить тебя не буду. А если такая оскорбленная, ну докажи, что неправ.

Входная дверь, казалось, впустила прохладу, но это лишь казалось, когда один горячий воздух встретился с другим, перемешивая запахи.

Маяча в светлой щели, Токай сказал уже в подъезд, в спину Ласочке:

— А насчет Марьяны, ты спросила. Дома сидит, новую квартиру обживает. Она хозяйка, я мужик. Все путем у нас. Распишемся осенью.

Медленно спускаясь, а дверь вверху хлопнула, отрезая голого Токая, его спящего дружбана, и их молоденькую постельную шлюху, Ласочка вяло подумала — сидит да. И наверняка не знает. А если и узнает, ну и что? Он им квартиру купил в самом центре. Есть за что держаться. В ночном дворе огляделась растерянно, не понимая, как дальше быть.

Села на лавку у другого подъезда, в свете тусклой лампочки пересчитала деньги. Не так чтоб роскошно, но и не копейки.

Усмехнулась, сжимая губы в нитку. Надо немного посидеть, подождать.

Чтоб Ласочка до разговора соединилась с Ласочкой после разговора.

Когда она шла сюда, то план был. Нужно было только убедиться, что ничего не изменилось. Убедилась. Выходя из двора, уже была спокойна. Покачивая сумочкой, подошла к ночному киоску, почти полностью зашитому железными ставнями — только крошечная амбразура-окошечко с желтеньким светом изнутри. Постукала ногтем о край амбразуры.

— Чего хотите? — глухо осведомился голос изнутри. Она прижала лицо к квадратной дыре, почти лежа щекой на железном подоконничке.

— Мне нужно спросить. Пожалуйста.

— Я продавец.

— Мне очень надо. Я одна. Вы не бойтесь. Серебристый голосок шелестел, протекая внутрь. Приблизилось к ее раскрытому глазу смятое лицо с рубцом на щеке, видно, спал, положив щеку на рукав.