- Вы что тут топчетесь? Ну, чисто дети, тьфу на вас.
Приосанясь, поддернул цветастые семейные трусы, и взросло ушел в ванную.
Глава 7
Где-то там, в большом мире жизнь металась, и перемены долетали в Ястребиную бухту, как дикие волны, что, швыряя себя на старые скалы, заливают их сверкающей пеной, расшибаются брызгами и, стекая обратно, оставляют на камне темные мокрые пятна и опасные трещины. В старом телевизоре беспрерывно вещали политики, менялись аккуратные лица журналистов, что с аккуратными улыбками рассказывали о страшных вещах – захватах телестудий, беспорядках, чудовищных, а до того тайных событиях…
Ника пугалась, стараясь не думать о том, куда это может все привести. Попадая в поселок, уныло слушала, как в магазине мужики яростно спорят то о разделе государства, то об его объединении. Рассматривая полки, читала новые ценники, что менялись чуть ли не каждый день.
Иногда звонила мама и похоронным голосом пересказывала теленовости своими словами, перемежая пересказ охами и безнадежными пророчествами. Маму Ника успокаивала так, как саму ее успокаивал Фотий.
- Жизнь на потом не отложишь, Ника. Можно сесть в угол и закрыться руками. А можно что-то делать.
- А вдруг надо делать что-то другое? – в голове Ники крутились картинки очередей челноков с квадратными клетчатыми сумками, набитыми закупленной в магазинах мелочью – кипятильниками, утюгами, отвертками, которые они увозили в Турцию, меняя на кожаные куртки и дешевую обувь. То, что вся страна, казалось, кинулась в неловкий и нищенский бизнес, ее пугало больше, чем переделы границ и экономические программы, о которых вещали политики.
Но Фотий пожимал широкими плечами, и жесткое лицо становилось каменным.
- Я всю свою первую жизнь мечтал об этой. Настоящей. Не мне кидаться в суету. Если мы все это переживем, Никуся, сама будешь удивляться – о, как оно было.
- А если… не переживем? – в такие моменты она чувствовала себя собственной мамой, но так страшно было – вдруг их мечта рассыплется, ведь, казалось, все против, растущие цены, полная беззащитность перед набирающим силу рэкетом.
- Что ж. Тогда поселимся в Низовом, в маленьком домишке, я буду рыбачить, а ты – кормить кур во дворе и сажать помидоры. Нормальная такая жена декабриста. А море никто ж не отменит. И степь. Потом ты, конечно, удерешь от старого Фотия, к себе в Южноморск, будешь с девочками по ресторанам гулять и найдешь себе нормального, успешного бизнесмена. Может, уедете с Женькой за границу.
Улыбался, но смотрел серьезно. И она так же серьезно честно обдумала их запасное будущее. Кивнула.
- Моя мечта, помнишь? Она все еще в силе. А для нее бизнесмены не нужны. Ладно, посажу я тебе помидоры. Как жена декабриста.
Забавным оказалось то, что Нину Петровну эта страховка вполне успокоила.
- Помидоры, - задумчиво проговорила она, когда Ника в отчаянии посулила ей жизнь в поселке, если «вот это все потратим и съедим, Веронка, и учти – больше у нас ничего нету», - огород… Веронка, мы, хотя бы, не умрем с голоду, это хорошо. Мне тут соседка Наташа обещала новый сорт картофеля, называется «синие глазки», прекрасный картофель, только с виду страшненький, но зато не зеленеет, и до самой весны вкусный. А молоко? Веронка, там у людей, наверное же, есть коровы?
- И козы, мам, - Нике стало смешно и одновременно грустно. Нина Петровна в больших сапогах и старой фуфайке гонит хворостиной стадо гусей, а те шипят, вытягивая змеиные шеи…
- И Женечка вырастет здоровеньким! Ты когда приедешь? Мы скучаем. Правда, у нас очень плохо топят батареи, Веронка, мы дома ходим в пальто.
- Мам, ну включай обогреватель, хоть в комнате будет тепло. Или в кухне сидите, там газ, - Ника с тоской оглянулась на приоткрытую дверцу жаркой печки.
- Включаю. И все включают. Так что пробки выбивает почти каждый вечер и до полночи электрики копаются там. В этом. В щите, так называется? А газ совсем плохой, слабый, иногда даже чайник два часа никак не закипит. Мне рассказали, на Ветрах, в новом микрорайоне, так женщина угорела, насмерть. Легла спать и забыла выключить газ, а он вовсе потух. Вот и…
- Мам, я приеду. Фотий тут вам печку добыл, она страшненькая, но топится брикетами и на ней даже готовить можно. И газ – я ведь тебе оставляла денег, чтоб вы купили баллон. А ты до сих пор нет?
- Печку… - Нина Петровна впала в задумчивость, - а ее можно, печку такую? А вдруг нас оштрафуют? Ведь у нас же центральное отопление! И газ! А вдруг приедет ноль четыре?
- Тогда я подам на них в суд, - Ника крепче сжала в руке трубку, - морят вас холодом, и еще станут вякать насчет баллона и печки?
- Что ты такое говоришь? Какой суд, как можно – в суд? Слушать не хочу.
- Мама, завтра же, ты меня слышишь? Завтра же пойди к дяде Никите. Отдай ему деньги, он привезет баллон! И плитку! У вас будет теплая кухня и горячая еда!
- Ну, я не зна-аю… - протянула Нина Петровна.