Смуглые руки приподнялись, сцепляясь пальцами, и снова расцепляясь, мяли и щипали друг друга. Ника ждала, затаив дыхание, понукая мысленно – ну давай, начни.
В коридоре яростно затарахтел телефон, и руки снова упали на колени, опустилось лицо, обрамленное толстыми черными косами.
- Да ну его, - сказала Ника, - пусть звонит.
Но у крыльца затенькал звонок, захлопали еле слышно ворота, в шуме ветра послышались мужские голоса.
- Иди, приехали вот, - сипло сказала Марьяна, - и кашу поставь, пусть варится.
Ника встала. Марьяна подождала, когда та выйдет и в спину снова попросила:
- Не вези пацана, Вероника, пожалуйста.
Фотий вкусно пах ветром, морозцем и бензином, топтался в прихожей, снимая тяжелые ботинки, облапил Нику, привычно целуя в макушку и через ее голову переговариваясь с Пашкой, сказал:
- Через пару дней оттепель. Все развезет. Что решила?
- Поеду, - вздохнула Ника, - печку опять же…
- Отвезем, да. Завтра и поедем тогда. Паша, я верно, переночую, вернусь в обед. Вы уж тут…
- Да хорошо, хорошо! – недовольно отозвался Пашка и прошлепал в гостиную, откуда сразу же замурлыкал включенный телевизор. В кухне Марьяна громыхнула кастрюлей. Фотий ухмыльнулся, но встретил Никин взгляд и вопросительно поднял брови. Она, вешая его куртку, пожала плечами и отрицательно качнула головой.
Ужинали молча, изредка перекидываясь дежурными словами. И после ужина Пашка снова ушел в гостиную, закрыв за собой дверь. Ника помогла Марьяне с посудой, пока Фотий курил, просматривая привезенные газеты и сводя светлые брови над размытыми фотографиями и черными жирными заголовками. Снежок неутомимо скребся в стекло, царапался, будто просил, чтоб впустили. Мирно гудела жаркая печка.
Так хорошо, подумала Ника, вешая полотенце, тепло. И так плохо без смешных пикировок, вечерних рассказов и громкого смеха. Так хочется, чтоб все вернулось обратно. Но не возвращается. И потому еще сильнее хочется к Женьке, поспорить с мамой, потрепаться с Васькой и Тиной. Вот только отрываться от Фотия, как всегда во время ее зимних поездок домой – ужасно и совершенно невозможно.
- Не дом, а какие-то похороны, - сказал Фотий, когда лежали, обнявшись, и смотрели в белесое окно, полное черных теней, - пора уже как-то все преодолевать, а, Ника-Вероника? Чего шмыгаешь? Чего грудь вздымаешь?
- Я когда ехала, помнишь, в Жданов, а ты все время мне попадался, я тебя боялась. Думала, ну чисто медведь, суровый такой. А тебе тоже плохо, без светлого, да?
- Я потому тебя и заметил. Ты вся светилась. А сейчас тоже приуныла. Что мне с вами делать-то?
- Я скучаю.
- По сыну?
- По тебе скучаю.
Он засмеялся, покачивая ее голову на своей груди.
- Я тут. А если совсем будет невмоготу, звони, сразу приеду.
Глава 8
Тина сидела красиво, как на картинке. Стройная нога в тугом чулке вытянута чуть вперед, а вторая - пряменько у ножки стула. Бедра обтянуты узкой юбкой, в вырезе темно-синей блузки – ложбинка с золотой цепочкой. Рыжие волосы убраны со лба пышной волной. Ника скрестила ноги под стулом и поежилась. При взгляде на поблескивающие колени подруги стало еще холоднее. В большом полупустом ресторанном зале гулко отдавались шаги, скрежет стульев, кашель и разрозненные разговоры. Иногда кто-то смеялся, но смех угасал, будто озябнув и сворачиваясь в невидный клубочек.
На пустой эстраде щелкнуло, взвыло, из черных высоких колонок запела жаркая бразильянка, покачивая прохладный воздух непонятными словами. Ника вытянула шею – за одной из колонок торчал неприметный паренек, крутил ручки на магнитофоне. Из-за столиков выбирались люди, покручивая бедрами, шествовали на танцпол, прихватывали друг друга за бока.
- Мерзну, - пожаловалась Ника, натягивая рукава пухового свитерка на озябшие кисти рук, - да где там Васька уже?
- Пляшет, - улыбнулась Тина.
Васька и правда, по пути из туалета застряла за черными колонками, крутила попой, счастливо смеясь крупному дядечке в коробчатом пиджаке, а тот, поднимая и опуская плечи, крепко держал ее за круглые бедра, дергался сам, пытаясь изобразить знойную ламбаду.
- Пойди попляши, - предложила Тина, - или дождись водки. А вот, кстати…
Худой официант в белой рубашке, через которую просвечивал расписной турецкий свитер, встал у стола, вытаскивая блокнот. Тина вопросительно поглядела на Нику, но та махнула рукой, мол, давай сама.
- Салаты, - сказала Тина, листая тощие листочки меню, - салаты… Капустный, я вижу и все, что ли?
Официант кивнул, изготовив ручку.
- Три салата, - утомленно сказала Тина и повела острым ногтем дальше, - горячее… а что у вас написано просто «горячее»? Из чего состоит?
- Картошка-мясо, - механически ответил официант и, не дожидаясь, чиркнул в блокноте, - три горячих. Пить что будете?
- Василина твоя коньяк пьет?
- Нет коньяка, - обрадовал официант.
Ника еще глубже сунула руки в вязаные манжеты и опустила лицо в пышный воротник.
- Водка? – с надеждой спросила Тина.
- Я не буду водку, - поспешно отказалась Ника из глубины воротника.
- Водки нет, - утешил их официант.