Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

В кухне стрелка уткнулась в новую цифру. Ника бросила трубку и вдруг, вспомнив, стала извиваясь, сдирать с себя тонкие негреющие джинсики, одновременно стряхивая с ног сапожки.

- Штаны дай мне, на диване лежат. Мои, джинсы. Да!

Забыв расстегнуть куртку, натянула плотные джинсы с карманами, нашарила в углу удобные сапоги на литой подошве. И, услышав за окном тяжелое урчание мотора, щелкнула замком, хватая сумку и вылетая в темный подъезд.

- Я позвоню.

Под окнами вместо приземистой иномарки стоял высокий джип, будто облитый чернилами, урчал, выдыхая теплый запах.

Ника обежала машину, на секунду попав в яркий свет, ткнулась к передней двери.

- Назад садись!

Когда Ника влезла на высокое сиденье и хлопнула дверью, джип рванул с места, выбрызгивая из-под колес мерцающую снежную кашу. С переднего сиденья повернулась молодая дева с взбитыми в блестящую копну волосами. Медленно осмотрела новую спутницу и громко хмыкнув, отвернулась. Поднятые черные плечики выражали презрение.

- Илонку забросим, тут недалеко.

Илонка молчала, злясь на сорванное свидание. Но когда Токай свернул в тихий проулок, стала вертеться и, заливисто смеясь, припадать к мужскому плечу, косясь назад блестящими глазами, обведенными чернотой.

Ника равнодушно смотрела в окно, дожидаясь, когда юная пассия обцелует подставленное лицо Токая и скроется в темном подъезде.

- Пересаживайся.

- Я тут лучше.

- Я сказал, иди вперед! Расскажешь, что случилось.

Джип плавно, не так, как давешний городской автомобиль, шел по заснеженному шоссе. Руки Токая лежали на баранке, и Ника снова отвернулась к окну, чтоб не вспоминать, как возил ее Фотий, так же вольно бросив кисти на кожаную оплетку. Коротко, подбирая слова, рассказала Токаю об исчезновении мужа. Замялась, и не сказала о том, что он уехал искать Марьяну. Почему-то не захотела о ней говорить, вспоминая чирикающий смех девушки Илоны.

- Ну, ты беспокойная, - удивился Токай, съезжая на извилистую грунтовку, - не подумала, может, он к телке рванул? Ты в город, расслабляться, в кабак вон зарулила. А мужики, между прочим, существа полигамные.

- Ой, только не надо мне про сперматозоидов рассказывать! – обозлилась Ника.

Под свет фар укладывались то снежные наметы, то черно-сизые голые участки дороги. Токай нажал на клаксон, серая тень сверкнула глазами.

- Про что? О, заяц! – весело крикнул он, - черт, ружьишко бы. Ладно, едем, не переживай. За пару часов доберемся. А с чего ты вообще решила испугаться, ну не пойму я. Может, тачка у него заглохла. Может, пешком тащится.

- Сутки?

- Ну да, многовато. Если уверена, что не в теплой койке, да не бухает.

Ника диковато глянула на его четкий профиль. Успокоил. Хотя, ну да, попытался. А вдруг прав? Фотий же сам рассказывал – по молодости мог несколько дней куролесить, домой не возвращаясь. Марьяшка ее предупреждала, что уйдет в поселок. Вдруг это просто совпадение? Ну, поругались с Пашкой, ушла. Почти уже и не хромает, пошла потихоньку по берегу, сколько там – минут сорок медленным шагом. А Фотий сам по себе уехал… А Пашка…

Она тряхнула головой, не придумав, что ж там с Пашкой. Не мог он бросить дом без присмотра. Но бросил.

- Значит, Вероника, муж твой лоханулся с отелем. А как же форины? Дайверы. Мне Беляш порассказал. Я к поселку отношения не имел, до некоторых событий. Сейчас вот вхожу в курс дела. Мне все интересно. И дружить со мной – выгодно. Ты своему водолазу можешь быть очень полезна. Через нашу с тобой дружбу.

- Да? Чтоб он думал, я с тобой сплю, а за это ты нас, как это там называется – ну, не трогаешь, в общем?

Токай кивнул.

- А почему нет-то? Не у каждого такая полезная жена бывает. Ценить должен. Хотя я тебе скажу, раз уж хорошо едем – за баб такие дела не делаются. А если кто рассказывает, то это брехня. Бабу всегда отдельно можно попользовать. Взять, что дает, пока думает – ах, я на подвиг пошла, а с мужа слупить на полную катушку.

- Что ты мне это рассказываешь? Секреты профессии выдаешь…

- А кто тебе поверит? Девки – никогда. Они, я уж говорил, меня любят, - Токай рассмеялся, поблескивая зубами. По салону от него плыл вкусный запах хорошего одеколона и вымытых волос. Новой кожи от скрипучей куртки. И никакого спиртного, никаких сигарет.

Нике сразу захотелось покурить. А он все говорил.

- Они за меня сами отмазки придумывают. И поводы, чтоб повеситься на шею. Иногда не знаю, как и отогнать. Илонка вот, приезжаю, у квартиры сидит, курит. Пришлось впустить. Не хотел, чтоб табаком не провоняла мне хату. Так плакать стала, ну думаю ладно, утром отклею. А на ночь – зачем. Спать теплее с ней. Чего фыркаешь?

- Да ничего. Ты верно сказал – мы в разных мирах.

- Я? Или ты это говорила? Да неважно. Сейчас я тебя поймаю, милая. Смотри, я о себе говорю открыто и смело. А ты в ответ только фыркаешь. Я ж знаю, что в голове. Верность. Преданность. Беззаветность. Чувство долга, едит его. Чему еще там в пионерии учили? А теперь тебе и заикнуться стыдно, вместо слов одно фыр-фыр. А мне вот не стыдно.

Он поднял руку и выставил указательный палец.