Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

В сумочке лежали несколько купюр, последние. Жить самой оказалось нынче ошарашивающе дорого, все бабки, что привезла от Беляша, когда науськала на него крутых из Южака, кончились буквально за месяц, а куда ушли, так и не поняла. Холодильник не починила, и Кошмарику нечего отдать. Скотина Кошмарик, когда штаны застегивал, себе еще коньяку налил, выхлебал через силу, и напомнил, что денег ждет. Ушел, а она осталась, в кухне, натягивая измятые трусы, с мыслью – зачем же я тут задом вертела и стонала?

- Ненавижу, гад, сволочь, убью, - она подняла руку, фары медленно едущей машины ослепили глаза.

- Куда? – спросил из открытого окна пожилой голос.

- На Саманку, - улыбнулась невидимому водиле.

- Деньги есть? – немилостиво спросил тот, когда усаживалась вперед, взмахивая тонким подолом.

- Конечно, - пропела серебристым, чуть обиженным голоском, мысленно обматерив пожилого карпаля.

- Ладно, - тот двинул машину, гмыкая, оттаяв, рассказывал под мурлыканье магнитофона:

- Черти что творится щас, в городе. Я ж по ночам карпалю, чтоб в дом какую копейку привезти. Двое детей, а? Жрем тока вот с моей ночной зарплатки, я на складе работаю, там уже полгода не плотют. А вчера садится, фифа такая. Ну, я не тебя, ты ж уже взрослая дама. А та – ссыкушка, лет, наверное, семнадцать.

«Взрослая дама» - похоронно гудело в голове Ласочки. Она кивала, сочувственно улыбаясь и укладывая сумочку на коленках.

- Пищит, мне на Шестева, значит аж на саму окраину. Я и повез. А там пустырь между домов, так она мне – остановитесь. Ну, встал, может, пописять решила в кустики. А она – юбку сымает. Пищит, денег нету, дядя. Тьфу. У меня дома жена, детей двое, я еду и щитаю, вот два кило картошки наездил, и на бензин, а вот Анечке шоколадку… И тут значит, заместо картошки она мне раздевается!

Ласочка сочувственно ахнула, качая головой. Ободренный водила продолжил:

- Я говорю, а ну натягувай взад свои бебехи! Иди с машины, чтоб глаза мои не видали! Так она мне, знаешь что? Та вы довезите, а то ж меня тут снасилуют, на пустыре. Тока вот юбку снимала и боится, что снасилуют. А вон, смотри, стоит.

Фары мазнули по стройному силуэту с модно разлохмаченной головой.

- Это она?

- Не. Такая же. Кататься любит. Наши, что помоложе, они ее иногда возят. Черт зна шо. За то, что на переди посидит полночи, музычку послушает, пока Васька или Санек мотаются с пассажирами, она потом штаны сымает. Моей Аньке на три года меньше всего, если по виду-то.

После расплаты за поездку в кошельке осталась всего одна бумажка. Ласочка покачала сумочку на локте, подняла лицо к плоскости многоэтажки, перфорированной скудными огоньками. За спиной удалялся шум автомобиля. Ну что ж, надо попробовать еще раз. Слишком уж серьезное решение. Она ведь не стерва, не вселенское какое зло. Надо дать ему шанс, последний.

Лифт не работал, и она пошла пешком, не торопясь, держа в памяти светлый квадратик знакомого окна. Или он там. Или квартира уже не его. Но кто-то ей откроет, если в окне горит свет.

Открыл сам Токай, в привычном ей виде – голый, с блестящими от воды плечами, и белым полотенцем на бедрах. Округлил глаза и, отступая, обрадованно воскликнул:

- Ка-ки-е люди! Ну, заходи, давай. А хороша!

Она вошла и, кивнув в сторону спальни, мол, понимаю, сразу двинулась в кухню. Такую же маленькую, как кухня Кошмарика, но уютную и битком набитую гудящей и блестящей техникой и утварью. Села в уголок у темного окна, повесила сумочку на спинку стула. Подцепила начатую пачку сигарет и, вынув одну, прикурила, с наслаждением выпуская дым. Токай сел на табурет, расставив босые ноги, поморщившись, демонстративно помахал ладонью.

- Ладно, тебе можно. Ты старый друг. Чего явилась?

Ласочка пожала плечами. Показала сигареткой на бутылку вина и Токай налил ей полстакана.

- Чин-чин, Макс, - серебристый голосок не дрогнул, глаза смотрели весело и ласково. Токай вытянул под стол ноги, бросил в рот жирно бликующую маслину.

Допив вино, Ласочка поставила стакан, маслину не взяла, помня – от нее в зубах останутся черные крошки. Прожевав полоску сыра, ответила на вопрос:

- Я соскучилась. Очень. Я тебя люблю, Макс Токай. Жить без тебя не могу. И не буду.

- Олеська, да что ты плетешь? Решила, можешь меня доставать теперь до пенсии, что ли?

Он с досадой скривился. Пожал широкими плечами.

- Чего настроение портишь? Пришла, я обрадовался. Думаю, сядем, вспомним минувшие дни, а, боец? Захочешь, ляжем.

- Третьей к вам?

- Почему третьей? Нет.

- Хочешь сказать – ты один сейчас? – уточнила она, а сердце радостно прыгнуло.

- Не один, - глаза смотрели с непонятной усмешкой, - с тобой вот. Сидим.

Ласочка затушила окурок. Поднялась, следя за спиной и осанкой, и держа голову, пошла узким коридорчиком в спальню.