Язык ада

Я уселся в глубине. Первые ряды были заняты факультетским начальством, чиновниками госсекретариата культуры, членами академии и друзьями Эмилиано Конде. Я поискал глазами Гранадос, но ее нигде не было.

Презентация должна была начаться в шесть; было уже шесть тридцать, но Конде не спешил начинать — он о чем-то беседовал с тремя дамами, сидевшими в первом ряду. Из третьего ряда его окликнула какая-то женщина. Это была моя матушка, которая что-то процедила сквозь зубы. Конде с недовольным видом отвернулся.

Я выбрал пустой ряд в глубине зала. Рядом со мной сел Новарио.

— Вы готовы потребовать у Конде объяснений?

— Я?! Я же не сумасшедший.

— А ваши разоблачения?

— Я не думал, что будет столько народу. Пришли политики, академики, госслужащие. Если я выступлю против Конде, в университете меня объявят персоной нон грата. Лучше я предоставлю это почетное право нашей подруге-камикадзе. Вы ее, кстати, не видели?

— Пока нет.

Рядом с роялем поставили стол и два стула. На эти стулья — подчеркнуто медленно — уселись Конде и бывший ректор университета, Эсперт. Эсперт опробовал микрофон, издавший резкое шипение, и приступил к восхвалению Конде, который лишь скромно улыбался.

Когда пришла очередь Конде, он начал так:

— Здесь чествуют не меня, а Омеро Брокку.

Потом он очень подробно пересказал свою собственную биографию, упустив эпизод с бунтом скрипачей; через сорок пять минут он вспомнил о Брокке, о котором, впрочем, сказал немного. В конце своей речи, взглянув на женщину в третьем ряду, он добавил:

— Не могу не отметить ту неоценимую помощь, которую мне оказал в этой работе Эстебан Миро, чье имя из-за непростительной ошибки типографии попало лишь в список лиц, которым я выразил благодарность.

Женщина из третьего ряда зааплодировала, услышав мое имя; другие тоже захлопали — по той странной логике, которой подчиняются аплодисменты.

На сцену поднялась артистка, чтобы прочесть рассказ, а я отправился к двери — посмотреть, не появилась ли Гранадос. Пожалуй, она зарезервировала свой выход на заключительную часть презентации. Второстепенные персонажи в любой трагедии могут выйти на сцену в любое время, но последний акт — он всегда для героев. Герои просто обязаны появиться в финале. И тогда же, в финале, случаются главные катастрофы.

Новарио подошел ко мне и спросил, нет ли каких новостей.

— Я испугался, как и вы сами.

— Жаль. Посмотрите, как спокоен Конде. На этот раз он нас переиграл.

Конде сообщил о своей будущей работе: публикации первого тома биографии Брокки. Ее предварительное название: «От детства к Дому „Спиноза“».

— Это он приберег на десерт. Он нас запутал, заставил идти по ложным следам, — размышлял вслух Новарио, должно быть, пытаясь найти во мне если и не союзника, то понимающего слушателя. — Теперь он владеет правдой, а мы оказываемся вне игры.

Презентация закончилась, раздались аплодисменты. Когда публика начала расходиться, я встретил Гаспара Трехо.

— Для чего вы меня пригласили? — спросил он, зевая.

Я пожал плечами.

— Наша примадонна так и не появилась.

— Начальство потребовало, чтобы я прекратил расследование. Конде использовал все свое влияние, чтобы закрыть дело.

— Вы согласились?

— Я попросил еще неделю. Я должен предоставить доказательства до пятницы, или меня отправят расследовать исчезновение забальзамированного броненосца на факультете естественных наук.

Новарио с обидой посмотрел на Трехо.

— Вы же мне говорили, что вы архитектор.

— Я живу, обманывая всех подряд. Это моя работа.

Трехо положил в рот таблетку от боли в горле.

Новарио рискнул высказать предположение, что Конде подкупил Гранадос. Без особого энтузиазма я высказался в ее защиту. Трехо с Новарио хотели продолжить беседу, но моя мать выразила нетерпение: ее пригласили на чашку чая с пирожными в кондитерскую «Идеал».

В течение двух часов я выслушивал ее злословие почти обо всех участниках презентации, сидевших в первых рядах. Она рассказала мне и старые сплетни о Конде. Я воспользовался случаем, чтобы спросить, знала ли она, что его брат работал в доме отдыха «Спиноза». Она ответила, что да, но перевела разговор на покойную супругу Конде, вульгарную женщину, которая напоминала артистку какого-нибудь кабаре из района Бахо. Когда я посадил мать в такси, я вздохнул с облегчением.

Этой ночью я долго смотрел телевизор. В субботу утром меня разбудил телефонный звонок. «Когда я разбогатею, первое, что я сделаю, это куплю автоответчик», — подумал я.

— Это Трехо, — произнес голос, почти полностью измененный шумами на линии, — я звоню из автомата, напротив кафедры. Наше дело осложнилось. Сельва Гранадос мертва.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ФАНТАСТИКА

ЛИФТ