Ещё несколько секунд дедушка смотрит на меня молча, тревожно и взволновано. Затем он посылает мне семь звонких воздушных поцелуев. Две серии по три коротких и напоследок один длинный. Не успели они прозвучать, как бабушка за ним повторяет. Такое впечатление, что они благословляют меня на дорогу. С последним поцелуем тест окончен. Я могу идти.
Моя подруга Лиза ждёт у калитки. Увидев, что на входной двери зашевелилась занавеска от мух, она отрывается от столба и поднимает руки.
Наше садовое товарищество называется Правда-1. Оказалось, что правд существует несколько. В нашей – вдоль четырёх линий распределены более ста участков. Мы быстро их пересекаем и доходим до самой дальней линии, той, на которой дома граничат с лесом. Здесь, за заброшенным домом, течёт ручей. Повалившееся дерево служит мостиком. Лес находится на той стороне ручья. Чтобы в него попасть, надо перейти на другой берег.
Ступая на мостик, я чувствую, как во рту появляется металлический привкус. Ходить в лес мне строго запрещено – строже, чем в любое другое место. Он считается естественной средой обитания Киднепперов.
Но также – он является местом, которое выбрал Митя Уткин, чтобы собираться со своими друзьями. Всем им больше шестнадцати лет. Ну или пятнадцати. Это проверенная информация – у Лизы есть старший брат. Говорят, что Митя пытался покончить жизнь самоубийством, когда умер Курт Кобейн. Что-то связанное с Нирваной. Мы не очень знаем, кто этот Курт Кобейн, но понимаем, что существует мир настолько таинственный и страстный, что можно быть готовым ради него умереть, а мы об этом мире ничего не знаем. Где-то здесь, в лесу, этот мир оживает на закате солнца.
Я иду за Лизой по развилке тропы грибников. Мы шагаем молча. Когда просвет опушки леса исчезает за нашей спиной, впереди появляется поляна. Это и есть – то самое место. Всё происходит именно здесь.
На вытоптанной траве, у потухшего костра, два сосновых ствола, выложенные буквой Г, служат лавкой. В пепле – застывшие конвульсии янтарной пластиковой бутылки, почерневшей в процессе плавления. Повсюду вокруг – окурки, раздавленные банки из-под пива, одноразовые стаканчики, пустые бутылки водки и портвейна
Мы стоим не шевелясь и молча смотрим на всё, что нас окружает, пытаемся что-то почувствовать и понять. С порывом ветра поляна темнеет, тени исчезают, появляются вновь с выглянувшим солнцем. Мы поднимаем головы к верхушкам леса, прислушиваемся к осиновым листьям, мерцающим в фильтрующем свете. Мне хочется лечь. Я опускаюсь на землю и оттуда смотрю на макушки деревьев, а над ними синева. Та самая, что сосёт глаза над крышей сарая.
Я встаю. Лиза отряхивает меня от земли, приставшей к куртке и джинсам. Похлопывает меня по спине, по ногам – и вдруг замирает. Ты что? – говорю, Кого-то увидела?
Мы пришли. Мы увидели. Мы хотели бы прийти ещё.
По той же тропинке отправляемся обратно. Первой его замечает Лиза. Солнечные очки, чёрная кепка с козырьком, усыпанным пирсингом, под мышкой магнитофон. Митя Уткин. Дойдя до нас, Митя тормозит: Это наше место, хрена ли вы тут ошиваетесь? Мох собираем, нежно отвечает Лиза. Весь остаток пути мы молчим. Когда впереди вновь виднеются дома, Лиза спрашивает: Как ты думаешь, я сказала