Языковая структура

Но дело не в этой тавтологии. Дело в том, что соединив индоевропейский язык с индоевропейским народом, он тут же от этого народа отказывается и, уж тем более, от пранарода, а представляет себе индоевропейский язык в виде смешанных языков разных народов, когда эти языки пришли к единству путем «конвергенции» совершенно разных языков. Об этом у Н.С. Трубецкого целое рассуждение[170]. Далее этот автор указывает шесть признаков, которые он называет структурными, для языка индоевропейского семейства. Признаки эти относятся главным образом к сочетаемости и положению звуков и только один – к положению подлежащего во фразе. Признаки эти – настолько внешние и поверхностные, что языковедам нетрудно было их опровергнуть[171]. Да и сам Н.С. Трубецкой тут же высказывает свою неуверенность в этом вопросе, считая свои заключения не столько необходимыми, сколько более или менее вероятными[172].

Но статья Н.С. Трубецкого приводится здесь не для этого. Дело в том, что Н.С. Трубецкой на основании многочисленных фактических данных довольно убедительно доказывает, что семейство индоевропейских языков постепенно продвигается от гипертрофированно-флективного типа северо-кавказских, или точнее, восточно-кавказских языков к агглютинирующему типу угро-финских и алтайских языков. Н.С. Трубецкой считает предрассудком общераспространенное мнение о примитивном характере агглютинации. С его точки зрения, эта последняя указывает на более совершенный тип языка (небольшой инвентарь экономно используемых фонем, неизменяемые и стоящие в начале слова корни, отчетливо присоединяемые друг к другу и всегда вполне однозначные суффиксы и окончания) в сравнении с флективностью (где мы находим трудно уловимые, ввиду изменчивой огласовки, корни и расплывчатые префиксы и суффиксы, часто трудно отделяемые от корня и весьма многозначные). Рисуется тысячелетняя драматическая история индоевропейских языков, в которой весьма нетрудно рассмотреть многие категории современного структурализма, но совершенно без всякой его терминологии. Мне трудно судить о правильности всей этой исторической картины, потому что я не владею теми десятками и сотнями языков, которые были в горизонте Н.С. Трубецкого, и потому оценивать эту его концепцию я не берусь. Однако, если признать, что он действительно прав, то флективные языки можно назвать метаязыком для индоевропейских, а индоевропейские языки – метаязыком для угро-финских и урало-алтайских. Также можно сказать, что первые языки есть порождающая модель для вторых, а вторые – порождающая модель для третьих. Также можно сказать, наконец, и о том, что процессы преобразования первых языков во вторые и вторых в третьи есть процессы трансформации.

Таким образом, Н.С. Трубецкой, не пользуясь никакой специальной структуралистской терминологией, дал картину мирового развития языков в терминах обычного сравнительного языкознания. Приблизительно такого же рода воззрение формулирует у нас Б.А. Успенский, но уже используя весьма изысканный аппарат новейших терминов и обозначений. В порядке восходящей иерархии «метаязыка» Б.А. Успенский[173] формулирует ряд: языки аморфные, инкорпорирующие, агглютинативные, флективно-агглютинативные и просто флективные. Это порядок – обратный тому, который имеется у Н.С. Трубецкого. Однако разница этих двух представлений о метаязыках является по преимуществу терминологической. Если миновать детали и не гоняться за точностью изложения, то в общем можно сказать, что структурное отношение языка остается одним и тем же, излагать ли их иерархию в восходящем или нисходящем порядке. Важно только то, что во многом близкие одна к другой структурные картины могут излагаться и с помощью очень сложной структуралистской терминологии, соединенной к тому же с ненужными буквенными обозначениями, и с помощью обычной сравнительно-исторической терминологии без всяких буквенных обозначений и без всяких псевдоматематических операций.

Если какой-нибудь факт языка обозначить буквой A, другой – буквой B и третий – буквой C, а появление первого факта в разных видах как X₁, X₂ … X_n и соответственно для B и C употребить латинские буквы y и z и, кроме того, придумать еще какие-нибудь знаки для выражения отношения между A, B, C, между x, y и z да еще между x₁, x₂ и т.д. и то же самое в области y и z, то в результате всей этой кабалистики можно нарисовать весьма замысловатую картину, которая будет иметь вполне математический вид, но которая не будет иметь никакого отношения к математике, поскольку она будет отражать отношения, царящие только в языке, но вовсе не какие-нибудь количественные отношения.