Языковые особенности древнерусских переводов с греческого

4. По-видимому, восточнославянской инновацией следует признать модель образования наречий на базе компаративов с приставками въ‑ и въз‑: въболе ‘величиной, в величину’, въвыше ‘высотой, в высоту’, възвыше то же, въглоубле ‘глубиной, в глубину’, въдале ‘на расстоянии’, въздале то же, въдълже ‘длиной, в длину’, вътълще ‘толщиной, в толщину’, вътънѣе то же (букв. ‘в тоньшину’), въшире ‘шириной, в ширину’; все эти наречия управляют родительным падежом существительного, обозначающего меру. В отличие от старославянского въдалѩ ‘на расстоянии’ (6 употреблений в Супрасльской рукописи), древнерусские наречия в качестве второго компонента имеют субстантивированную форму винительного падежа единственного числа среднего рода[41]. Помимо оригинальных древнерусских сочинений (Новгородской I, Лаврентьевской, Ипатьевской и более поздних летописей, Сказания о Борисе и Глебе, Хожения игумена Даниила, Киево-Печерского патерика), образованные по этой модели наречия встречаются в переводных памятниках: Чудесах Николы по сп. XII в. (въдале, Чудо об Агрике), Хронике Георгия Амартола (възвыше, въдолжѣе, вътълще, въширѣе), Христианской топографии Козмы Индикоплова (въболе, въдале), книге Есфирь (възвышѣе), Повести об Акире Премудром (вдолже, вътънѣе), а также в Юрьевском Прологе (въдале; 20 декабря, память мученика Милида пустынника). Происхождение последнего текста не установлено; что же касается остальных памятников, то все они фигурируют в списке памятников, которые А. И. Соболевский считал переведенными в домонгольской Руси. Особенно часто употребляются наречия этого типа в Истории Иудейской войны: възвыше — 11 раз, въшире — 9 раз, въдале — 1 раз как наречие и дважды в качестве предлога, въглоубле и вътълще — по одному разу.

5. Этнонимы, образованные по модели собирательных существительных склонения на ‑і (типа весь, чоудь и т. п.) как будто являются характерной особенностью восточнославянских текстов. В Истории Иудейской войны по этому типу образуются названия экзотических народов: аравь (598 об.), соурь (602 и др.). Аналогичные образования встречаются в Толковом евангелии Феофилакта Болгарского: ефиопь и сюрь[42]. Правда, в Хронике Малалы встречается форма винительного падежа скуфь[43], однако ее мог употребить русский писец вместо первоначального скуфы (эта форма употребляется ниже): контекст указывает не на народность вообще, а на отдельных ее представителей.

Нетрудно заметить, что перечисленные словообразовательные модели, продуктивность которых хорошо засвидетельствована оригинальными восточнославянскими текстами, представлены в памятниках, содержащих лексические русизмы. Словообразовательный критерий, таким образом, хорошо согласуется с лексическим.

Синтаксические особенности древнерусских переводов описаны гораздо хуже, чем лексические и словообразовательные, поскольку труднее поддаются учету. Синтаксис древнерусских переводов так же строго ориентирован на церковнославянскую норму, как и лексика, а церковнославянский синтаксис, в свою очередь, во многом ориентирован на греческие образцы. Использование конструкций, которые осознавались как специфически древнерусские, в переводе не допускалось. Мы не знаем ни одного переводного памятника, в котором отразилась бы такая характерная особенность древнерусского языка, как употребление дательного беспредложного в направительном значении. По-видимому, применение этой конструкции считалось допустимым только с названиями русских городов. Очевидно, косвенным образом эта конструкция отразилась в довольно регулярном употреблении предлога къ в инклюзивном значении (т. е. в контекстах, где ожидалась бы конструкция с предлогом въ: ити къ Римоу вместо ити въ Римъ) в Истории Иудейской войны. Такое употребление, спровоцированное, по-видимому, отмиранием дательного беспредложного, весьма характерно для русских летописей; в древнеболгарских переводах оно отмечается лишь спорадически[44].

Восточнославянские союзы крайне редко используются в древнерусских переводах. В Житии Андрея Юродивого а с последующим конъюнктивом в целевых предложениях (а быхъ и т. п.) засвидетельствовано всего 5 раз, в Истории Иудейской войны еще реже. Союз ати фиксируется в Истории Иудейской войны всего 6 раз, оли — 5 раз, даже ‘если’ — 1 раз. Несколько чаще употребляется союз оже в его специфически восточнославянском значении ‘если’ — именно потому, что, если не семантически, то хотя бы формально он соотносится с церковнославянским ѥже.