– Ты слишком испытываешь мое терпение, Маленький Сын Волка, – наконец сказал он. – Почему ты не в своем форте?
Натаниэль посмотрел на другой край поляны. Посмотрел снова на Сколкза. Это было бы слишком много слов. Это был бы слишком ненужный разговор, пытаться что-то сказать или доказать. Да и не прав ли Сколкз, на самом-то деле? Не слишком ли много терпения?
– Прости, – вздохнул он. – Просто прости меня, Сколкз Крылатый Сокол.
Сколкз повернулся и пошел прочь. Уинаки догнала его и попыталась взять за руку. Тот не видел и не заметил. Она вздохнула. Хоть плачь, да только слезами ведь горю не поможешь.
– Ты пытаешься поменять этот мир, Сколкз, – мягко сказала она. – Но в нем всегда будет что-то не так. Не Нат Лэйс, так кто-то другой. Не кто-то другой, тогда что-то другое…
– Что же ты от меня хочешь, Уинаки? – заметил тот. – Я такой. Я не могу быть другим.
– Но, может быть, все-таки, лучше поменять самого себя? Чтобы просто быть выше всего? Выше мести, ненависти, любых событий. Это ведь наша жизнь. Это ведь наше время. Мы могли бы с тобой сейчас идти и улыбаться. А мы идем и печалимся и злимся.
Сколкз посмотрел на нее:
– Всё так, Уинаки. Но как это сделать? Как это сделать, чтобы мне стало все равно на него? Я бы сам, наверное, хотел, но, видишь, не могу. У меня самим собой на него ярость.
Она посмотрела на него в глубокой печали. Не верит, не понимает ее Сокол, что невозможное человекам возможно Богу
Только правда ведь есть вот эти плоть и кровь, но есть Дух. Как написано это всегда в Святом Евангелии: «Иисус возмутился духом», «восскорбел духом», «возрадовался духом». Другое измерение жизни.
Уинаки снова тихонько вздохнула: «Слышите вы все, чуждые просвещения [То есть таинства Святого Крещения]: ужаснитесь, возрыдайте! Страшна эта угроза, страшно определение! Невозможно, говорит Христос, тому, кто не родится водою и Духом, войти в Царствие Небесное, потому что он еще носит одежду смерти, одежду проклятия, одежду тления, – еще не получил знамения Господнего, он еще не свой, а чужой: не имеет условленного в Царстве знака.
– Ничего, Сколкз, – тихо шепнула Уинаки. И замолчала. Что она могла сказать? Лучше молчание. Целебным бальзамом на рану, на израненную душу и сердце Сколкза.