Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

Он улыбнулся. Уинаки улыбнулась тоже. Любимый, единственный сын в своей полной любви семье. В семье, где помогают друг другу, стоят друг за друга, где всегда помнят, надеются, верят. Она посмотрела на него и перевела взгляд на свои мягкие, нарядные, украшенные бахромой и бисером сапожки. Она когда-то любила его? Она любит Сколкза Крылатого Сокола. Мэдилин была права. Это была не любовь. Она все придумала себе сама. Прямо как это можно ведь прочитать в Святом Евангелии: «Народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Ин.12:40). А золотые вечерние солнечные лучи заливали мир. Только все-таки очень хорошо, что мальчики дружат с мальчиками, и девочки – с девочками, невольно подумала Уинаки. Наверное, так всегда ведь можно влюбиться. Лучше просто держаться подальше. Все ведь сказано и передано святыми Отцами: «Смерть, одна смерть вполне освобождает даже святых Божиих от влияния на них греха. Бесстыдны страсти: могут восстать они и в лежащем на смертном одре. Даже на смертном одре невозможно прекратить бдительности над собою. Поверь бесстрастию тела твоего тогда, когда оно уляжется во гроб»[119]. Когда-то будет новое небо и новая земля. Там, все там. Любовь к своему мужу. И дружба к Нату. Тогда уже все будет – любовь. «В воскресение бо ни женятся, ни посягают, но яко Ангели Божии на небеси суть» (Мф.22:30).

«Хорошо. Как все хорошо», – подумала Уинаки на своего Сокола. Конечно. «Брачная любовь есть сильнейший тип любви. Сильны и другие влечения, но это влечение имеет такую силу, которая никогда не ослабевает. Любовь, приобретаемая в браке, имеет необычную силу и благодатный характер. И в будущем веке верные супруги безбоязненно встретятся и будут пребывать вечно со Христом и друг с другом в великой радости»[120].

– «Время войне, и время миру» (Еккл.3:8), – невольно отозвалась Уинаки на слова Натаниэля. – Наверное, мы с тобой ведь самые счастливые люди, Нат, – неожиданно заметила она.

– Почему? – конечно же, не понял тот.

– У нас наша православная вера. У нас есть вечность. Для нас никогда и ничего не закончится. Ни это синее небо, ни эта зеленая трава. У нас всегда есть надежда и упование на лучшее.

– Поживем – увидим, – с улыбкой согласился Лэйс. И снова стал серьезным. Все-таки прежний, привычный мир рассыпался ведь сегодня на осколки. Стал словно звенящими, сверкающими осколками стекла.

– Да, – сказала Уинаки.

Тоже уже серьезная. Неизвестно. Ничего неизвестно. Вечность – она ведь всякая. И адская бездна – тоже вечность. «Подвизайтесь войти сквозь тесные врата, ибо, сказываю вам, многие поищут войти, и не возмогут» (Лк.13:24). «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф.11:12).

А еще ведь и сам Сколкз Крылатый Сокол. Нет для него Святого Евангелия. Нет для него Господа Иисуса Христа. Нет православной веры. Ну и какая тут тогда надежда? «Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным?» (2Кор.6:15) Ничего ведь не знает и не понимает, как все на самом деле: