И они пошли. Сколкз с Уинаки впереди, они следом, через луг, через зеленую траву, под высоким, бездонным и словно бы хрустальным небом. Натаниэль почему-то подумалось, что когда-то это уже было. Когда-то он уже шел вот так, под таким же небом и с таким же чувством грусти и бессмысленности всего на свете. Потом он вспомнил. Это просто была книга Екклесиаста. Это он просто читал в ней.
Река блеснула за зарослями. Они пришли. Уинаки с Хелен тихонько переговаривались между собой в стороне, Сколкз отыскал на берегу запрятанное каноэ и собирался уже спустить его на воду, но остановился и посмотрел на Натаниэля так, словно они были здесь одни. Он забыл в этот миг про двух девушек где-то там, за спиной.
– Это неправильно, – сказал он. – Мы больше не увидим друг друга, и, значит, никакой мести у меня не получилось. Нам нужен поединок, – закончил он.
– Это будет очень глупая месть, – заметил Натаниэль.
– Может быть, – заметил тот. – Но Сколкз Крылатый Сокол думает по-другому.
Лэйс вспомнил. Текамсех. Текамсех Крепкая Пантера. Так что же тогда его дружба с Текамсехом? Когда-то Текамсех сказал, что не хочет никаких кровей между своими друзьями. Сказал о своем бледнолицем друге и о Сколкзе Крылатом Соколе. Текамсех не может сейчас встать между ними. Он бы встал. Но Текамсех где-то там, уже далеко в прериях, и они с ним, наверное, никогда не увидятся больше. Только дружба всегда остается. Верностью своему другу. Через все расстояния и дали. Когда лучше цена своей собственной крови, но не цена предательства.
Серо-голубые глаза Натаниэля просквозили на мгновение сталью. Он шагнул вперед:
– Нам не нужен поединок. Вот он, я. Можешь бить.
– Показываешь свою смелость? – насмешливо отозвался Сколкз.
– Нет, – вздохнул Натаниэль.
– На что же тогда надеешься? – заметил в ответ тот.
«Ни на что», – с обреченной тоской подумал Нат. И вспомнил.
– Ты давал слово Текамсеху, – произнес он. – Я все сказал. Решать тебе.
Сколкз замахнулся. Но это не был настоящий удар. Раскрытая ладонь лишь слегка скользнула краем по светлой голове. Индеец снова занялся каноэ.
– Уйди, Маленький Сын Волка. Сгори, но уйди, – бросил он в его сторону.
Подбежали девушки. – «Поражать еще не значит быть суровым, и щадить не значит быть кротким; кроток тот, кто и может переносить нанесенные ему самому оскорбления, и защищает несправедливо обижаемых, и сильно восстает против обижающих – напротив, кто не таков, тот беспечен, сонлив, нисколько не лучше мертвого, а не кроток, не скромен. Не обращать внимания на обижаемых, не соболезновать несправедливо страждущим, не гневаться на обижающих – это не добродетель, а порок, не кротость, а беспечность»[115]
.