Наступившая тишина, наступившее молчание словно обличали теперь его, как будто он все ведь знал:
Когда-то Нат в своей синей форме капитана встанет перед собранием дакотов. Сколкз узнает по прошлой памяти это его молчание. Которое вот так может ведь быть громче всяких слов, громче любого крика. Вопиющим обличением несправедливому приговору. Только Сколкз не будет уже вчерашним ребенком и задавит это обличение в своей совести своей ненавистью. Но сейчас он все-таки не смог.
– Ты обиделся, Маленький Сын Волка? – прервал он его молчание.
Лэйс поднял на него уже прежний спокойный взгляд:
– Я должен был обидеться? – заметил он.
– Не знаю, – согласился Сколкз. – Но я не должен был говорить таких слов. Я все-таки пришел сегодня не как враг, а как друг. Давай книгу обратно, и будем читать дальше.
Глаза Натаниэля блеснули загадочным, таинственным светом:
– Ты не обидишься и не накинешься на меня сразу же с местью, если я тебе прочитаю сейчас что-то вслух?
– Нет. Обещаю. Слово прерий.
– Тогда слушай. Здесь написано:
– Это очень хорошо сказано, – невольно согласился Сколкз. – Побольше бы таких слов. Тогда, наверное, я бы понял эту книгу.
Натаниэль пододвинул к нему и блюдо с нарезанным пирогом.
– Возьми еще, Сколкз. У моей мамы всегда очень вкусно получается. Ты ведь просто никогда не был у меня.
Наверное, он забыл, что они враги. Сколкз тоже мог бы быть его товарищем. Недаром же он был другом Текамсеха. Друзья все равно ведь всегда чем-то похожи друг на друга. Сколкз и сам забыл о своей вражде. Но стук ворот и топот копыт, звонкие девичьи голоса прервали тишину. Сколкз поднял голову. Святое Евангелие закрылось. Святое Евангелие легло на стол. Святое Евангелие закрылось и словно растаяла, исчезла призрачным миражом вдруг коснувшаяся сейчас его сердца невольная дружба к Натаниэлю.
– Мне жаль, Натти Лэйс, – помолчав, сказал Сколкз, в первый раз в жизни назвав его этим уменьшительно-ласкательным именем, каким его обычно звали друзья. – Мне жаль, Шон Маинганс, Маленький Сын Волка. Но я был твоим врагом и всегда останусь им.
Он встал. Натаниэль тоже. Спокойный и серьезный. Сделал легкий полупоклон в его сторону.
– Ты говоришь, Сколкз Крылатый Сокол, – заметил он.
VI
Веселые, беззаботные Уинаки с Хелен бросили своих лошадей у коновязи и направились к дому. Натаниэль со Сколкзом вышли к ним навстречу, и уже невольное замешательство сменило недавнюю радость подруг. А Сколкз подошел к своей жене:
– Уинаки, пока ты гостила у своей названой сестры, в племени произошло много событий. Дакота решили оставить эти места и уйти дальше в прерии. Я пришел за тобой, пойдем, Уинаки.
Уинаки посмотрела на Хелен, на вышедшую Мэдилин. Вот так все разом вдруг и меняется в жизни. Когда все уже вдруг вот так – только печаль в глазах и молчание, молчание, потому что эту печаль не выразить ведь словами. Только объятия. Только обычные прощальные фразы. Только блестящие от навернувшихся слез взоры.
– Но я оставила свою лошадь в поселке, я ведь не знала, – вспомнила Уинаки. – Здесь ведь совсем недалеко. Ты забыл мне ее привести, Сколкз. И где же тогда твоя? Я не вижу и твоей.
– Я тоже пришел так, – успокоил ее Сколкз. – Потому что лошади нам сейчас не нужны. Мы возьмем лодку и поплывем по озеру, потому что остальные дакота уже в пути, и я решил, что так мы нагоним их быстрее. Мы с тобой просто пристанем как раз туда, где они и остановятся нас подождать. Я договорился.
Хелен взяла Натаниэля за руку.
– Пойдем, Тэн, – заметила она. – Хотя бы до реки. Мы ведь больше никогда, наверное, не увидим друг друга.