Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

Его голос на этот раз перекрыл голоса их обоих. Сколкз повернулся. Он все-таки не знал Маленького Сына Волка. Этого Натти Лэйса, который всегда молчал. И который молча глотал боль, и слезы, и обиды, если так случалось. Но, может быть, именно поэтому и нельзя было сейчас не услышать и невольно не послушать этого неожиданно звучного, непреклонного и стального голоса. Хелен тоже умолкла. Яростная, как тигрица, она ведь тоже привыкла к другому Нату. «Не воспрекословит, не возопиет и никто не услышит голоса Его» (Мф.12:19)… Но Сколкз не знал. «Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время молчать, и время говорить…» (Еккл. 3:1,7) Душу свою за друзей своих. И за друзей, и за врагов.

Только Сколкз уже справился со своей мимолетной озадаченностью.

– А если я тебя не послушаю, Маленький Сын Волка? – заметил он, презрительно и небрежно. – Кто ты такой, чтобы мне тебя слушать?

– Тогда посмотрим, – решительно, но уже своим обычным, прежним тоном отозвался Нат.

Он все сказал. И снова уже молчал. «Вси бо согрешиша и лишени суть славы Божия» (Рим.3:23). Нат знал. И молчал. Он просто вырос таким. Как-то самим собой. Какой-то такой характер. И тогда он молчал. Как будто все знал: «Относительно ближних руководствуйся следующим наставлением преподобного Исаака Сирского: «Пусть лучше признают тебя невежею, по причине неспособности ума твоего к прекословию, а не премудрым за бесстыдство твое и дерзость. Обнищай для смирения, – не будь богат для дерзости». «Силой добродетелей твоих, а не словопрением твоим обличи противоучащих тебя. Кротостью и тихостью уст твоих загради уста и принудь умолкнуть бесстыдство непокорных. Обличи невоздержных благородством жития твоего и разрешенных чувствами – стыдливостью очей твоих», – учит Божественное слово, учит и Божественное молчание»[118].

Уинаки взяла Хелен за руку:

– Я знаю своего Сокола, Нелл. Он не тронет его. Сейчас – не тронет. Сейчас мирное время. А он под защитой Текамсеха. Моего брата. А я – Уинаки Первый Утренний Луч. Я с тобой. И с Соколом. А с Натом – Господь. Все хорошо, Нелл. И потом, твой брат очень хорошо дерется. Но этой драки не будет.

Хелен едва ли слышала ее. Она стояла, а жгучие слезы возмущения и горя накипали на глазах, слезы отчаянного, безутешного горя, которое не слышит никаких сочувственных и дружеских слов, которое – просто горе. И ярость.

Сколкз и правда пожал плечами и отступил. Потому что – не сейчас. Сейчас все-таки мир. И все свои. И этот Маленький Сын Волка – еще и товарищ Текамсеха. Друга и брата Текамсеха.

Натаниэль сел на днище перевернутого на берегу каноэ. Сколкз так и не успел спустить его на воду. А теперь сосредоточенно и серьезно проверял стрелы в колчане и осматривал лук. Словно это сейчас было самое важное занятие. Уинаки села рядом. Рядом со Сколкзом. Нат отодвинулся. И повернулся.

– Знаешь, а ты ведь сестра Текамсеха, – сказал вдруг Натаниэль. – Передай ему мое приветствие и мою память навсегда о нашей дружбе. От его друга Маленького Сына Волка. А то я ведь совсем не подумал сказать Сколкзу Крылатому Соколу. Но сейчас уже не время.

Сейчас правда было уже не время. Маленького Сына Волка просто не было на этом берегу. Не было вообще в мире. Сколкз решил так.

– Хорошо, – согласилась она.