- Так почему же, Иван Сергеевич? - удивленно спросил вдруг Вольф, минуту тому назад вдруг снова вылезший из-под одеяла, сидевший теперь поверх постели своей, и слушавший Гвоздева с видимым интересом.
- Да вот, почему? - повторил и Гвоздев. - Все тот же вопрос. А ну-ка, я кое-что еще изображу вам, - и он опять полез в узелок.
Скоро заполнив грифельком остававшуюся половину папиросной пачки, он передал ее Глебу, и тот опять подсел на топчан к Вольфу.
На этот раз на картонке оказалось две таблицы:
единица комплекс, способный к дальнейшей организации
элементарная частица атом
атом молекула
молекула вещество
вещество космический объект
космический объект звездная система
звездная система галактика
галактика ?
единица комплекс, способный к дальнейшей организации
элементарная частица атом
атом молекула
молекула вещество
вещество жизнь
жизнь ?
Иван Сергеевич предоставил сокамерникам пару минут на их изучение.
- Вы не находите, - спросил он затем, - что в структуре материи как таковой жизни вроде бы и не находится места? Посмотрите на первую таблицу. Вся видимая нами материя совершенно четко разделяется на уровни, каждый из которых существует в определенном смысле сам по себе - подчинен своим, присущим ему законам. Как будто, можем мы даже предположить эту структуру в виде спирали, каждый виток которой состоит из четырех уровней. Но взглянем на вторую таблицу. На одном из уровней с заметным опозданием от общего генезиса материи из единицы возникает вдруг второй комплекс - комплекс, не количественно, но качественно иной. Комплекс, получающий принципиально отличное от прочих удивительное свойство свойство к самовоспроизводству. Должны ли мы предполагать, что этот комплекс количественно является конечным, что в свою очередь он не может служить единицей для образования нового комплекса? Может быть, и должны. Но давайте представим, что нет. Давайте поищем нечто аналогичное на нашем с вами уровне. Всем известно, что человеческий зародыш в своем развитии так или иначе повторяет процесс эволюции жизни. Но попробуем посмотреть на это с другой стороны. Давайте-ка понаблюдаем за эмбрионом. Мы видим в начале всего одну клетку, но получившуюся из слияния двух. И клетка эта начинает делиться. Вот клеток уже становится несколько, и непрерывно, непрерывно они делятся и умножаются. Одновременно рядом с зародышем начинает расти плацента, через которую поступают к нему от матери питательные вещества - вспомните-ка о растениях. Клеток становится все больше, они становятся все разнообразнее. Из одних потом выйдут мышцы, из других желудок, из третьих почки. Но все это было заложено уже в одной - самой первой клетке. И поэтому в гармонии между собой все это стремится, стремится неудержимо к конечным формам своим. Вот начинают, наконец, появляться у эмбриона нервные клетки - самые сложные, самые ценные и самые разнообразные из всех - единственные, которые не восстанавливаются. В этих нервных клетках будущий разум его, будущее его я. Вот у эмбриона забилось сердце, вот он уже шевелится, у него есть глаза и уши, легкие его готовы вдохнуть, клетки мозга воспринять первую информацию. Со всех сторон он окружен матерью, она отдает ему все свои соки, принимает в себя все отходы его. Но пока еще в эмбрионе нет разума. И мать для него не более, чем источник жизни. Он не способен еще сознавать ее, ни, тем более, отца, хотя бы в радостном беспокойстве он и был рядом. Отец этот дал зародышу лишь маленькую частицу себя при начале, и все же от него в нем половина. Но вот уже пора, пора, организм его созрел к рождению. Он рождается. И что же изменяется для него в первую очередь? Изменяется способ питания. Он не может более, как зародыш, довольствоваться лишь тем, что само приходит к нему от матери. Он учится теперь сосать ее. Она становится для него - кормящая мать.
Вольф смотрел теперь на Гвоздева с каким-то оглоушенным видом.
- Подождите, это что же? - спросил он. - Это мы-то с вами нервные клетки?
- Это похоже, что так, Евгений Иванович.
- Но кому же охота быть седалищным нервом? - воскликнул вдруг Вольф, словно бы задетый за живое.
Гвоздев рассмеялся.
- Не стоит воспринимать все так буквально. Это только образ. Образ и подобие - как все в этом мире. Нервные клетки, по меньшей мере, не убивают друг друга.
- Да ведь и нам не следует, - заметил Глеб. - Да нам это и не дано! - изумленно добавил он через секунду.