Icy Origamy

Быть может, он когда-нибудь увидит её — или её далеких потомков.

Быть может…

***

— Рилай, проснись, — Лич совсем по-отечески потрепал её по волосам. — Уже почти утро.

Девочка вздрогнула, часто заморгав. Она даже не заметила, как задремала за столом. Ей… всё это приснилось? Взгляд забегал по столу, и волшебница с сожалением отметила, что доска и правда разломана на две части, и сломанные фигурки валяются на столе и полу. Камин почти догорел, уже еле освещая и согревая пещерку, и у него полурастаявшей лужицей лежал миниатюрный ледяной дракон.

— Жалко фигурки, — вздохнула девочка.

— Я сделаю новые, — пожал плечами Этриан. — Их легко восстановить. Это же всего лишь лед.

Мне рассказывали сказку на ночь. Я уснула — и мне приснилось всё это. И это был странный, страшный, но с тем вместе очаровательный сон.

Мне рассказывали… сказку.

— Но ведь это всего лишь была сказка, да? — девочка подняла со стола одну упавшую фигурку: ею оказалась миниатюрная фигурка волшебницы, очень похожей на неё саму.

Она даже не могла вспомнить роль этой фигурки, а остальные были уже безнадежно разбиты.

Капель, падающая с перезвоном на обледенелый пол. Долгое молчание. За дверью пещеры давным-давно уже стихла вьюга, и стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь редкими шорохами.

— Да, Рилай, — наконец ответил Этриан. — Это всего лишь старая-старая сказка. Этого не было на самом деле.

Она не задумывалась, откуда «призрак» знает её имя. Это, как и многое другое, почему-то не вызывало вопросов. Это было частью волшебного мира, волшебной ледяной страны, куда отправили её родители, подальше от сестры — и в добрые руки сурового, но справедливого наставника.

— Тебе пора, — вздохнул Лич, вновь взлетая в воздух «призраком» посреди замерзшей пещеры. — Было приятно поговорить. Хоть кто-то… живой.

Этриан запнулся на последнем слове. Словно оно что-то для него значило. Что-то большее, чем просто Живой, готовый выслушать одинокого старика, а не убежать от него с криками или же попытаться убить… и умереть сам.

— Заходи как-нибудь… — провожал он её, — если ты не побоишься старого злого призрака.

Рилай весело смеялась в ответ.

Она обещала, что когда-нибудь обязательно вернется.

Юная волшебница шагнула за порог пещеры, откуда начинался крутой подъем вверх по склону меж утесами, за которым последует спуск к реке. Солнечный свет, отраженный от снега, слепил глаза.

— Да, Рилай…

Она обернулась. Старик протягивал ей небольшую ледяную фигурку.

— Держи. Она, конечно, скоро растает, но вдруг продержится хотя бы до Стикса… — чуть извиняющимся тоном произнес он. — Держи, сестренка.

В ладони девочки легла маленькая живая фигурка: свернувшаяся в клубок птица, аж сиявшая на солнечном свете, словно полная внутреннего свечения.

Внутренней Жизни.

— Спасибо! — выдохнула Рилай восторженно и, осторожно держа в одной ладони солнечную птичку, порывисто обняла старика, безбоязненно чмокнув в ледяную скулу, словно этот «призрак», нагонявший ужас на округу, правда был её братом.

— Беги. А то тебя потеряли. Небось, уже ищут. А обо мне не рассказывай, не хочу опять искать новую пещеру.

— Хорошо! Я… я ещё вернусь!

Да нет. На самом деле, ты очень скоро всё забудешь.

Живые так легко всё забывают…

Он долго смотрел вслед девочке, бегущей вверх по склону, и бережно, очень бережно держащей ледяную фигурку, которой суждено было скоро растаять.

Как тают сны после пробуждения. Как тают наши впечатления после того, как мы перелистываем последнюю страницу и закрываем книгу.

Вернувшись к себе, Этриан погасил камин, и пещера вновь окунулась в привычную темноту. Замер — и больше уже не двигался, не дышал ледяной кот на полу. Уснула, забравшись на плечо «призрака», белка, замерзая прямо на ходу, доползя до плеча уже почти околевшей. Погасла магическая лампа, дававшая и так очень-очень слабый свет. Часы медленно замедляли свой ход: стрелки замерзали, и шестерни липли друг к другу, покрываясь изморозью.

А сам Лич ещё долго-долго смотрел перед собой, о чём-то думая, пока его угольки глаз не погасли.

Он засыпал с чувством, что не ошибся. Что с души был скинут тяжелый груз, преследовавший его многие века.

***

— Вот ты где! — раздался мальчишеский голос рядом, и Рилай, до сих пор витавшая где-то в ясных облаках, со всего размаху налетела на вставшего поперек дороги толстенького моржонка её же возраста. — Всю ночь искал!

— Ой, Ймир… привет! А я…, а я… — захлебываясь от восторга, она хотела было пересказать всё, что случилось, но вдруг осеклась, поняв, что никак не может вспомнить.

Словно это и правда был всего лишь сон, который так трудно вспомнить, когда солнце уже взошло, когда жизнь пошла дальше, оставив всё позади.