Идеалистическая диалектика Гегеля и материалистическая диалектика Маркса

Перейдем теперь к критическому рассмотрению вопроса о том, существует ли в действительности в нашем субъекте мышление как таковое, т. е. к тому положению, которое на наш взгляд является главной основой идеализма. Возьмем сначала декартовское положение, сущность которого сводится к тому, что сомнение равняется мышлению и что мышление, следовательно, мыслит и несуществующее. «Я могу, — говорит Декарт, — мыслить землю и существующей и несуществующей». Отсюда следует для Декарта вывод, что вещи могут быть удалены из сознания и сознание остается в таком случае в его чистом виде. С виду такое положение или утверждение кажется неопровержимым, но в действительности эго не так. В действительности мыслить несуществующим можно только то, что в той или другой форме существует. Фантастические представления все же имеют своей последней основой реальные элементы. Без реальности невозможны и сновидения. Утверждение, что можно удалить все предметы из своего сознания, и сознание остается, имеет своей предпосылкой существование тех вещей, которые якобы удаляются или устраняются. Юм справедливо говорил, что при самом тщательном анализе собственного «я» он не мог найти ни одного момента «чистого я», т. е. такого момента своего мыслящего субъекта, который им бы сознавался как момент, совершенно опустошенный от всякого чувственного восприятия. И Юм совершенно прав. Абсолютно беспредметное мышление есть чистейшая иллюзия, которая традиционно переходит из одной философской книги в другую, приобретая прочность философского предрассудка. По существу утверждение чистого мышления как самостоятельно данной субстанции есть психологический внутренний опыт, выросший на почве развития абстракции и все большей и большей оторванности теоретического мышления от практической деятельности. Психологически философ имеет делю с высшими формами обобщения научно-философской мысли. Будучи фактически отдален от конкретной действительности, он создает себе постепенно иллюзию полной и безусловной самостоятельности мышления как такового. Но это исключительно психологическая сторона, которая берется изолированно от социальных мотивов и в первую очередь от мотивов классовых, которыми обусловливаются возникновение такого отрыва, сохранение и культивирование его. Мышление без предмета абсолютно невозможно. Мысль и предмет существуют в нашем сознании неразрывно. Когда я мыслю мышление, то одно из двух: либо оно совершенно бессодержательно, представляет собой абсолютную пустоту (и даже не пустоту, потому что пустота, по справедливому замечанию Штумпфа, окрашена в серый цвет, имеет, следовательно, чувственное качество); либо же под словом: мышление мне представляется целый ряд мыслей, которые неразрывно связаны с тем или другим конкретно-чувственным содержанием; либо же если мое мышление непривычно к конкретизации тех предметов, которыми оно непосредственно или посредственно обусловлено, то я себе представляю книги, которые прочитаны, или же слова или определенную терминологию и т. д. Словом, в зависимости от интеллектуального опыта и навыков мыслящего субъекта его сознание будет представлять себе при слове: мышление те или другие конкретные материальные объекты или процессы.

Но Гегель придает своей аргументации другой оборот. Мы видели в предыдущем изложении, что в развиваемых им элементах теории знания Гегель походит из чувственного опыта. Познающему субъекту непосредственно дано чувственное восприятие. Непосредственно мы воспринимаем вещи: дерево, дом и т. д. Гегель почему-то подчеркивает при анализе этого восприятия моменты места и времени. Момент времени я фиксация данного места сливаются для него в конечном счете, как это мы видели выше, в «общее», теряя свою определенность. Момент теперь, момент здесь остаются в нашем сознании, но остаются как «общее», относящееся ко всякому «теперь» и ко всем «здесь». Точно так же воспринимающее «я» есть общее, потому что, утверждая понятие «я», я этим самым утверждаю, что оно «общее». Отсюда делается Гегелем вывод, что чувственная достоверность в процессе! познания отрицается и что это отрицание приводит к истинной достоверности, которая есть «общее», т. е. к мышлению и к понятию.