Идеалистическая диалектика Гегеля и материалистическая диалектика Маркса

У всякого крупного мыслителя-идеалиста имеются налицо положения, выдерживающие строго научную критику. Как ею давно всем известно, идеалисты не надают с неба, а существуют на земле и имеют, следовательно, дело с эмпирической реальной действительностью. Чем крупнее мыслитель, тем интенсивнее и сильнее он старается понять и объяснить действительность. Действительность, в отдельных ее частях, может быть и бывает истолкована идеалистом совершенно правильно, независимо и чаще всего вопреки его собственным идеалистическим предпосылкам и конечным выводам. Такое правильнее истолкование тем в большей степени присуще Гегелю, что он касается многих областей с точки зрения развития, стремясь охватить всю действительность в ее неразрывной исторической связи. Однако же при общем философском рассмотрении оказывается, что и верные положения не дают тех результатов, которые должны были бы дать при других философских предпосылках. Не дают и не могут дать по той причине, что они остаются фактически оторванными, не соответствующими общему философскому направлению мыслителя. Например, в «Философии истории» мы читаем: «Ближайшее рассмотрение истории убеждает нас, что действия людей исходят из их потребностей, их страстей, их интересов, их характеров и способностей и при том так, что в этом мире деятельности только эти потребности, страсти, интересы выявляются как побудительные мотивы и выступают в качестве главных действующих сил. Конечно, здесь участвуют также я общие цели, воля в добру, благородная любовь к отечеству, но эти добродетели и эго общее стоят лишь в незначительном отношении в миру, и к тому, что он создает.

Разумеется, мы можем видеть проявление разума, осуществленного в самих этих личностях и в среде их действия, и тем не менее эти добродетели влияют на человеческую массу лишь в незначительной степени и к тому же обладают сравнительно ограниченным кругом воздействия. Напротив, страсти, цели частного интереса, удовлетворение себялюбия действуют сильнее всего, их мощь заключается в том, что они презирают все границы, которые хотят им поставить право или нравственность, и в том, что эти природные силы непосредственно ближе и человеку, чем искусственное и скучное самообуздание ради порядка и умеренности, права и нравственности»[2-1]. Это общее объяснение причин исторических событий если не материалистическое (не материалистическое потому, что отрасти, интересы и т. д. не объяснены материальными общественными отношениями), то во всяком случае реалистическое. Реалистическим оно является по той причине, что исторические идеи и цели, добродетели и т. п. идеологические ценности имеют по Гегелю ограниченное значение и, как гласит цитата, их влияние весьма незначительно. Но такого рода высказывания Гегеля не должны ввести в заблуждение относительно общего содержания затрагиваемых областей вообще и философии истории в частности.

Человеческие идеи в сфере материальной, конкретной действительности — это у Гегеля одно, а общая сущность исторического процесса — совершенно другое. Ибо интересы: страсти, добродетели, себялюбие — всё это в конечном счете есть игра мирового разума, творящего историю человечества. А потому, несмотря на вое реалистические и подчас даже материалистические объяснения отдельных исторических событий, гегелевская философия истории есть развитие и завершение теодицеи. Так именно и гласит конец «Философии истории» Гегеля.

«Что мировая история, — читаем мы там, — в изменчивой игре ее событий есть развитие и действительное становление духа — это подлинная теодицея, оправдание бога в истории. Лишь тот взгляд в силах примирить дух с мировой историей и действительностью, что то, что произошло и происходит повседневно, не только не совершается без бога, но но существу есть дело его самого».

Это завершение философии истории вытекает с логической необходимостью из общих предпосылок философии Гегеля, примененных к историческому ходу вещей. В той же «Философии истории» мы читаем: «философия также подходит к своему делу a priori поскольку она предполагает идею. Но таковая (идея) бесспорно налична. Это — убеждение разума»[2-2].

Мы видим таким образом, что общий итог, заключающий в себе весь смысл философии истории Гегеля, но есть случайный теологический привесок, а является, как выразил это сам Гегель, основной сущностью, которая должна объективно примирить нас о мировой действительностью и дать нам субъективное утешение.