Идеальная Эльза

Агнес Менгель начинала у Кристиана обыкновенной продавщицей, но ее ум и упорство позволили ей возглавить «Грандис». Это была дородная женщина с пышной грудью и старомодными локонами, благоухающая непереносимо сладкими духами. Она уверенно держала магазин в пухлых ручках, и дисциплина здесь была как в казарме.

Рассказывали, что однажды продавщица упала в обморок от одного недовольного взгляда госпожи Менгель.

Кристиан уважал Агнес, и ее прямой и бестрепетный вопрос вдруг остро напомнил об Эльзе и их размолвке.

И тогда Кристиан подумал, что не только Ганс несется к пропасти на всех парах.

Миллион гульденов стоили жизни одного оборванца, тут Кристиан не корчил из себя моралиста.

Но они не стоили потери Эльзы Лоттар.

«Ты тряпка, Кристиан», – сказал он самому себе, ощущая бессилие и злость одновременно.

Для благотворительного фонда Катарина сняла небольшую конторку на пересечении Портовой улицы и бульвара Маргариток. Тонкая грань между двумя мирами.

Толкнув тяжелую дверь, Кристиан вошел внутрь и застал Гертруду Штайн, которая поила Ганса чаем. Целая тарелка с нетронутыми булочками яснее ясного говорила о том, в каком плачевном Ганс состоянии, обычно любая еда просто исчезала в нем.

Из соседней комнаты раздавался стук клавиш печатной машинки, и Кристиан прикрыл глаза, вслушиваясь в него, как в мелодию. Он узнал бы этот ритм из тысячи, потому что слышал его на протяжении множества лет. Это печатала Катарина.

– Эрре? – Ганс вскочил на ноги, едва не опрокинув булочки. Его уши были пунцовыми.

Кристиан молча распахнул перед ним дверь, предлагая вернуться к своим обязанностям, и Ганс, бросив выразительно-щенячий взгляд на Гертруду, понуро побрел прочь.

Это было воистину жалкое зрелище.

– Чаю? – безмятежно предложила Гертруда.

– Спасибо. – Кристиан сел в кресло, покинутое Гансом, и внимательно посмотрел на будущую родственницу. Ничто не выдавало в ней волнения.

– Меня кое-что тревожит, – начал Кристиан, когда они обсудили строительство больницы и меню благотворительных столовых.

– Что же? – показалось, что Гертруда вся подобралась, приготовившись то ли к обороне, то ли к нападению.

– Ганс, – прямо сказал Кристиан.

Ни один мускул не дрогнул на прекрасном лице Гертруды.

– Беспокоитесь за репутацию своего кузена? – с мягкой насмешкой уточнила она.

– Что? Боже, – Кристиан рассмеялся. – Поверьте, меньше всего в данной ситуации меня тревожит Стефан. Что бы с ним ни случилось, он все это заслужил.

Вот теперь Гертруда удивилась.

– А я думала, что мои родственники – это кошмар, – улыбнулась она.

И Кристиан невольно улыбнулся ей в ответ. Вопреки недовольству Берты и опасностям, исходящим от семьи Ли, Гертруда нравилась ему. Она определенно радовала взор, была отлично воспитана и обладала острым умом.

На месте Стефана Кристиан бы радовался этому браку, а не сердился из-за него.

– Я всего лишь хочу, чтобы Ганс остался жив, – признался Кристиан неохотно.

К чести Гертруды, она не стала делать вид, что не понимает, о чем идет речь.

– Что вам за дело до этого безродного мальчишки? – только и спросила она.

– Мне есть дело до каждого из моих людей.

Смех колокольчиком прозвенел по комнате.

– Лжец, – пригвоздила его Гертруда. – В таком случае вы не присылали бы ко мне Ганса по сто раз на дню из-за всяких пустяков. Вы думаете, что вы самый хитрый, Кристиан Эрре, но вся ваша хитрость помещается на кончиках пальцев Эльзы Лоттар.

Кристиан покачал головой, ощущая на губах горечь измученной усмешки. Закурил, опустошенно следя за сизоватым дымом.

– Вы опоздали, Кристиан, – сказала Гертруда спокойно. – Я уже слышу тяжелую поступь судьбы. Мой дед верит, что каждый может ее изменить, но я лишь наполовину Ли. На вторую половину я Штайн, а значит, фатализм течет по моим венам.

– И что это значит? – поморщился Кристиан, который всегда терпеть не мог излишние витиеватости.

– Это значит, что я не смогу оттолкнуть Ганса. Вы знаете, как это бывает, когда вас неудержимо тянет к неподходящему человеку. Мы с вами в одной лодке, Кристиан.

Он нервно бросил окурок в чашку чая и снова закурил.

– И что вы собираетесь делать?

– Что смогу, – ответила Гертруда.

Кристиан всегда знал, что у Эльзы железные нервы, но все равно по-настоящему взбесился, когда она выставила его из мансарды.

– Почему стоит женщине разозлиться, так она тут же отлучает мужчину от постели? – задался риторическим вопросом Хауслер. Опершись на ружье, он стоял возле забора – очевидно, отвлекся от ежевечернего обхода. – Аккерман, тащи выпивку! У нас тут Эрре изволит флигель крушить!

Кристиан сердито замотал разбитый о кирпичную кладку кулак в дорогой шелковый шарф и последовал за Хауслером в комнаты на первом этаже здания.

Аккерман, чья рука была все еще в повязке, послушно выставил на стол бутылку виски.

– Все женщины одинаковы, – философски фыркнул он.

Несмотря на то что Кристиана колотило от нервов, он не мог не расхохотаться.

– Аккерман, вам всего двадцать. Вы бывший студент-богослов. Что, ради всего святого, вы вообще знаете о женщинах?

– Только то, что они все одинаковы, – нахально повторил мальчишка, сверкая ямочками на щеках.