Идеальная леди

Она больше не ездила на охоту в мужской одежде, носила только парчу и тафту, тонкий батист и кружева. Ее камеристка с таким усердием занималась туалетами, ароматной водой и эфирными маслами, без конца бегала по поручениям, переодевала хозяйку в новые платья и причесывала, что вскоре жизнь для нее превратилась в тягостную, непосильную ношу. Если прежде ее обязанности были легкими и необременительными, несмотря на тяжелый характер барышни, то теперь все изменилось. Никогда еще молодая леди не была такой требовательной и придирчивой, если ей не нравились наряд и прическа. В присутствии незнакомцев, будь то дамы или господа, Клоринда старалась сдерживать свой язык и не давать воли гневу, но нисколько не стыдилась грубить и браниться возле туалетного столика наедине с камеристкой, если диадема или лента казались ей неподходящими. Она отводила душу криками, отвешивала оплеухи, срывала с себя платья и топтала их ногами, бросала баночки с помадой в голову бедной женщины. Та принимала хозяйские вольности с полной готовностью, прислуживая госпоже с редким смирением и покорностью.

Всю свою железную волю, присущую ей с младенческих лет, Клоринда направила на осуществление цели. Ей предстояло покорять графство красотой, царить и порабощать до тех пор, пока не сыщет знатного мужа с внушительным состоянием.

Вскоре по всему графству распространились удивительные слухи: госпожа Клоринда Уайлдер оставила свои странные выходки и превратилась в приличную девицу, какой и следовало быть по рождению и воспитанию. Впервые об этом заговорили, когда в одно прекрасное утро она появилась в церкви в сопровождении свиты – мисс Уимпол и двух сестер, чьи невзрачные лица, неуклюжие фигуры и мешковатая одежда составляли резкий контраст с ее ослепительной прелестью.

Карета из Уайлдер-холла редко подъезжала к церковным вратам, лишь иногда к воскресной службе приезжала мисс Уимпол с двумя воспитанницами, и то если сэр Джеффри пребывал в хорошем расположении духа, а кучер был настолько любезен, чтобы оказать дамам эту услугу. Но чаще они добирались в церковь пешком. В жаркие дни они являлись туда с красными взмокшими лицами, а в слякоть – с заляпанными грязью мокрыми юбками.

Тем утром карета была запряжена ухоженными лошадьми, кучер нарядно одет, на запятках стоял лакей, который проворно спрыгнул на землю и бросился открывать дверь, как только экипаж остановился. Прихожане вокруг так и застыли с раскрытыми ртами. Среди бела дня случилось неслыханное и невиданное чудо.

Госпожа Клоринда, одетая по последней лондонской моде, в глазетовом платье с серебряными кружевами, выступила из кареты с видом королевы. Она вела себя с величественным хладнокровием прирожденной леди, которая с детства привыкла носить роскошные туалеты и благопристойно молиться в церкви с тех пор, как покинула младенческую колыбель.

Ее сестры и гувернантка явно робели, не зная, куда девать глаза от стыда, в то время как госпожа Клоринда величавой плавной походкой, с гордо поднятой головой направилась в церкви. Когда она взошла на крыльцо, какой-то молодой человек отступил и низко поклонился ей. Она скользнула по нему глазами и вернула поклон с таким снисходительным изяществом, что джентльмен был поражен. Местным жителям победнее он был незнаком, но все дворяне его знали – это был сэр Джон Оксон, который гостил в Элдершоу-парке у своего дядюшки, чьим наследником он являлся.

Только госпожа Клоринда знала, чего ей стоило сюда приехать, но после нескольких посещений церкви она начала появляться и в других местах. Ее видели на званых ужинах в лучших домах, замечали на балах и светских раутах. И куда бы она ни приехала, неизменно блистала, вызывая ревность замужних дам и горестную зависть девиц. «Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике». Со стороны отца и матери она происходила из уважаемых, знатных семейств, разыгрывала свою роль с умом и тактом, – поэтому с ней нельзя было не считаться. На первом охотничьем балу она воспламенила каждое мужское сердце в зале. Блеск ее глаз, совершенство фигуры, переливчатый смех и едкое остроумие были оружием, которое заставило всех женщин на нее ополчиться. Она была одна против всех, окруженная лишь ослепительным сиянием цветущей юности.

Сосчитать, сколько голов оборачивались на нее в тот вечер и сколько ссор вызвало ее появление, она бы не смогла. К карете она возвращалась в сопровождении отца, окруженная дюжиной кавалеров, и каждый был готов вонзить в другого нож ради ее улыбки. Улыбка у нее была чудесная, если бы не чудилась в ней неуловимая презрительная насмешка.

Единственный мужчина, к которому она, возможно, относилась чуть с меньшим пренебрежением, был молодой сэр Джон Оксон. В тот вечер этот молодой человек произвел на женское общество такое же впечатление, как мисс Клоринда на мужское. Но даже ему удалось добиться от нее только двух танцев. Все мужчины завидовали ему черной завистью.