Идеальная мать

— Скажите, если нужен будет другой размер, — сказала девушка, задвигая занавески. Нэлл сняла шорты и футболку, ее глаза наполнились слезами уже в третий раз за утро. Неужели с завтрашнего дня ей придется ходить на работу и на девять часов оставлять Беатрис с чужими людьми? Она умолила Себастьяна, чтобы он сам позвонил Альме и сообщил об их решении: Беатрис лучше будет в яслях, по крайней мере, сейчас. Альма страшно расстроилась. Нэлл прижалась к уху Себастьяна и слушала, что говорила Альма. Она сказала, что очень сожалеет, не может спать по ночам, а журналисты круглыми сутками названивают ей, приходят к ней домой, и что ее уже трижды допрашивала полиция.

— Они бесконечно меня обо всем этом расспрашивают: «Что вы видели? Что вы слышали? Как вы оцените поведение матери ребенка?» Ко мне приходил священник, я молюсь о прощении.

Прежде чем натянуть штаны, Нэлл попыталась задернуть просвет между стеной и занавеской. За беременность она поправилась на два размера, брюки не налезали на бедра. Потом она примерила рубашку, и тут дела обстояли не лучше. Рукава были так узки, что у нее онемели руки, рубашка жала в груди. Спина у нее лоснилась от пота. Она натянула через голову прямое черное бесформенное платье. С раздражением заметила, что в примерочной нет зеркала, тихо отодвинула занавеску и увидела возле скидочного отдела небольшое зеркало в пол. На нее сразу же набросилась девушка-консультант:

— Вам идет.

Нэлл не ответила, она надеялась, что ее молчание заставит девушку уйти на другой конец магазина. Но та наклонила голову на бок, на птичьем личике отобразилась работа мысли, она задумчиво покусывала нижнюю губу:

— Знаете, чего тут не хватает?

— Шестидесятипроцентной скидки?

Девушка рассмеялась:

— Яркого ожерелья. Чтобы все внимание было наверху, на шее. А не на тех местах, которые не хотите показывать.

— А если я как раз шею и не хочу показывать?

Девушка подняла палец и развернулась на массивных каблуках своих высоких сапог:

— Попробую найти что-нибудь подходящее.

Нэлл вернулась в примерочную. Она была встревожена и раздражена на девушку-продавщицу, на то, как плохо на ней сидит платье. Она не могла понять, почему ей так неспокойно с тех пор, как она накануне днем увидела фотографии Боди Могаро. Она сбросила платье, положила его на кучу других вещей, выскользнула из примерочной и сбежала из магазина. За ней раздался перезвон колокольчика. Она осторожно петляла по тротуару мимо людей, не особенно зная, куда идет. Прошла мимо магазинов, где собиралась купить какую-нибудь одежду для работы, которая налезет на нее после того, как она поправилась на 6 килограммов. Но она просто не могла. Только не сегодня. Только не магазины. Только не еще одно платье, продавщица тридцать шестого размера, которая пахнет средством для укладки и коричной жвачкой.

Неужели это был он?

Неужели Боди Могаро был в тот вечер в баре?

Ее непрестанно мучали вопросы.

Это он порвал ей рубашку? Его ли она представляет, когда закрывает глаза: расплывчатый силуэт за ее спиной в туалете и чьи-то руки на ее плечах?

Может быть, он пошел за ней, силой отобрал ключ Уинни, а она всего этого не помнит?

Нет.

Это просто абсурд. Она прошла мимо двух мальчиков на самокатах и молодой женщины, которая покупала у мороженщика фруктовый лед всех цветов радуги в бумажном стаканчике для своей маленькой дочки с хвостиками.

Нет, она не могла такое забыть, просто сознание играет с ней злую шутку. Она была расстроена, измотана, мало спала. Вчера ночью она бродила по гостиной, пытаясь привести мысли в порядок и вспомнить события того вечера.

Ей очень хотелось найти в прессе хоть какую-нибудь полезную информацию. Но там не упоминалось ни о Боди Могаро, ни даже о том, что у полиции есть возможный подозреваемый. Вместо этого все журналисты и телеведущие твердили о том, сколько ошибок допустила полиция. В утренней «Нью-Йорк пост» Элиот Фолк написал, что офицера Джеймса Кабреру (Нэлл помнила, что это он заставил их уйти из дома Уинни) отправили в оплачиваемый отпуск. Его обвиняли в том, что дверь была не заперта, а посторонние зашли в дом Уинни до того, как был произведен сбор улик. Источники сообщали, что он, вероятно, будет уволен.

«И хорошо, — написала Фрэнси. — Нужно его уволить. Должен же кто-то ответить за то, что расследование ведется из рук вон плохо».

Патриция Истина была просто счастлива: требовала немедленной отставки комиссара Делла, открыто сваливая вину на мэра Шеперда. Она обвиняла его в том, что он выбрал на руководящую роль в полиции своего некомпетентного друга, что он больше заботится о том, чтобы позировать для рекламы модной одежды, чем о спасении ни в чем не повинных детей.