Правила приличия предполагают номинальный дресс-код. Джинсы, чистая, хотя, пардон, неглаженая футболка. Плюс носки. Босоногим всё-таки не комильфо принимать пани.
Быстренько экипировавшись, я отворил входную дверь. Прислушался к басовитому гудению лифта в шахте. Сопровождаемый полязгиванием тросов лебёдки, он приближался бодро. Техника новая, гарантийный срок ещё не вышел.
Двери лифта отворились под реплику, произнесённую поставленным женским голосом. В интонации присутствовала торжественность.
— Шестнадцатый этаж!
Когда я въехал сюда, не понимал, зачем лифт разговаривает. Так бы, наверное, и не догадался, если бы не старшая дочь.
— Это помощь людям с ограниченными возможностями, — Дашка переняла у своей мамули, моей бывшей жены, манеру разговаривать с отцом снисходительно, как с умственно отсталым.
— A-а, для слепых! — шлёпнул я себя ладонью по лбу, клоунским жестом подтверждая диагноз.
По отсеку, цокая по кафелю каблучками, дефилировала гостья.
Узкие брючки. Дутая курточка жёлтого колера, делавшая её похожей на цыплёнка. Клетчатая клоунская кепка с большим козырьком, повёрнутым набок.
По фигуре — девчушка, младшенькой моей Маришке — ровня. Возраст обнаружился лишь на расстоянии вытянутой руки. Носогубные складки глубоки и уже плохо поддаются маскировке. В уголках глаз — «гусиные лапки». Под глазами залегли тёмные полукружья. Зато фирменная улыбочка после недавнего протезирования соревнуется с Голливудом. Выставленный напоказ комплект белоснежных зубок — второй предмет гордости моей визитёрши. Первый — объём талии пятьдесят шесть сантиметров, как у Людмилы Марковны Гурченко.
— Где цветы и оркестр?!
Её вопрос я расценил как риторический, ответа не требующий.
— Заходи, раз припёрлась, — отступил в прихожую, впуская. — Ноги не забудь вытереть.
Вероника театрально всплеснула руками, жест должен означать удивление:
— Маштаков! А поцеловать?!
— Чмоки, — я плямкнул губами образовавшийся сквознячок. — Обойдешься. Профилактика птичьего гриппа.
— Ну, хотя бы курточку прими, джентльмен. О-о-о! Да у тебя баба появилась? Но-овые тапочки! Фи, с какими пошлыми розовыми пушками. У неё дурной вкус! Да тут ещё пара! Голубенькие, с покемончиками! Групповуху планируешь, затейник?
— Дочерям купил. Жду в гости, — оправдываться не стоило, но я буркнул, шпилька достигла цели.
Раскованность, визитка Вероники, в данный момент переросла в бесцеремонность. Причина объяснялась специфическим выхлопом. Свежак! Мне, абстиненту с двухлетним стажем, коньячное амбре, словно нож острый. Крепнущая день ото дня дружба панночки с трёхзвёздочным «Араратом» меня беспокоит. Как профи граненого стакана, я знаю — кто встал на наклонную плоскость, тот будет катиться.
Пока я вешал куртку, Вероника ужиком проскользнула в комнату, где была застигнута за чтением файла, открытого на экране монитора. Ореховые глазёнки её разгорались.
— Маштаков, ты никак уже третью серию катаешь? Дай почитать! Ну, да-ай!
Я решительно согнал её с кресла. Указал пальцем на диван:
— Место!
— Может, сразу разложим? — Вероника с разбегу плюхнулась на мягкое.
— Перебьёшься.
— Согласна. Меня и догги-стайл устроит.
Мне трудно не вестись на провокации ниже пояса, но я сжал волю в кулак. Промолчал.
— Я тебя, Маштаков, хочу по дружбе предупредить. Опасайся своего шоураннера[69]
. Ты, извини, по натуре лоховат. А он — по-деревенски хваток. Обдерёт тебя как липку. Сколько он тебе обещает за серию?— Не твоё дело! — отлуп, чем грубее, тем доходчивее.
Словесный пендаль отфутболил агрессоршу на другую половину поля.
— Дочитал мою нетленку? Устраивай разбор. Ты обещал сегодня.
Я не обещал, но доказывать это бесполезно. Я сам автор, знаю, как обижает творца игнор его писанины.
— Вероник, ну кто я такой, чтобы судить? Критик Виссарион Белинский? — попытку отмазаться я всё же предпринял. — К тому же, вещь не завершена. Развязка — самое трудное.
Вероника впилась, как бультерьер. Отмазки не прокатили.
— Ну, ладно, — я пошёл на тактическую уступку. — Тогда не взыщи. Пройдусь пунктиром. У тебя в повести много чего из категории: «Так не бывает». Например, су-дик называет суперточное время смерти — «двенадцать часов сорок одна минута». Или мобильник звонит в желудке трупа во время отпевания. А как он туда попал?
— В этом интрига! Она в финале раскроется, — Вероника сощурилась, как хищница-пантера в мультфильме про Маугли.
— Ну, ты придумала объяснение? Колись!
— Пока нет. В процессе.
— Если разрешишь дружеский совет — уйди от главного героя судмедэксперта. Ты в этом — не Копенгаген. Пиши от имени crime reporter[70]
. Эту кухню ты знаешь. Автомат киллера нашла![71]— Не хочу про автомат. Боюсь, — на миг птичье личико Вероники исказилось гримасой страха.
В её жизни, с виду игрушечной, как трубка моего домофона, было что-то страшное, надломившее стержень. Однажды в минуту постельных откровений она подступилась к своей тайне вплотную, но так и не решилась излить душу. Не настаиваю и, тем более, не осуждаю. Её право.