Идеально другие. Художники о шестидесятых

За квартиру в Париже платить надо было каждый месяц, это очень существенная часть жизни. А нам нечем было за электричество заплатить. Я не умею хранить деньги, у меня не тот характер. Я широкий человек, но приходится считать каждую копейку. Каждый месяц, когда подходил срок платить за квартиру, было очень трудно, квартирная плата все время повышалась. Тогда было нехорошее, трудное для Франции время. Потом, когда пришли социалисты, приняли закон о неповышении квартирной платы. Но мы уже уехали в деревню, не было другого выхода. Мне пришлось уехать, никакого заработка не было, денег не было. Когда я жила в пристройке на улице де ля Реюньон в Париже, соседнее помещение залило водой и многие мои вещи, картины, бумаги, были попорчены. Когда я начала снимать квартиру в Траппе, она стоила 1200 франков, а в конце уже 2600. А набрать их каждый месяц было очень трудно. Сами люди относились там ко мне ужасно, с большим презрением. Я не могла даже поменять карту на жительство. В мэрии были коммунисты — они не могли понять, как можно было уехать из России. Отношение к русскому искусству вообще плохое, все привязывали к политике — а мы не были ни в каком «изгнании», это личный выбор художника, что ему рисовать и где.

Сейчас в моде китайское искусство, Россия для мира — всего лишь путь на Восток.

Какой же мы Восток, Европа географически идет до Урала! Один князь написал, как пошел в немецкую армию, чтобы попасть в имение, которое им принадлежало. И его рота попала в эту деревню, где имение сторожил один человек, тоже русский, что скрывал, потом раскрылся, они сблизились, и он мог даже гулять там один. Кругом война, немцы наступают, а он говорит князю: «Если Восток пошел, Восток всегда побеждает». А я бы прибавила: «Восток — жесток». Все кончено с Европой и с Россией, Восток победил. Кругом сплошные азиаты, и не китайцы, не японцы! Если почитать Лескова про всякие народности, даже христиан, там все другое, Китай, Корея, Вьетнам, не говоря уже об Индии. Другой такой страны вообще никогда не было, ее культура, знания, слоны и тигры, ходящие с вами рядом. А что касается духовного мира человека, все эти кармовые знания после смерти, это что-то невероятное. В деревне я поспорила с одним парнем, он отряхнул мою руку: «Ты — русский индус!» — «Спасибо, это самое высокое звание, первая арийская раса!» А пять тысяч лет Китая? Только теперь они тоже падут, проникла всюду красная сволочь, не дающая жить ни себе, ни людям. Надо быть мудрым, чтобы народ вести, а берутся за это кочерыжки. Все начальники в России кто были? Азиаты! Русские ничего не понимали, мы очень наивные. Так обманули Россию с этой свободой, что России и не стало. Дай Бог, чтобы вообще не загубили.

Вы всегда говорите о русской традиции, французская среда вам не мешала?

Абсолютно нет! Я женщина-художник. Я не девчонка, мне всегда нужно идти дальше, я не могу остаться на месте, важно, как я чувствую, как живу. Я отказалась абсолютно от всей жизни человеческой, а где-то стала аскетом — я считала, что, если делать искусство, надо отказаться от всего. Мне ничего не надо больше, кроме творчества и моих кошек и собак. В Еіариже я жила 10 лет и в конце концов уехала оттуда, чтобы меня ничто не отвлекало. Я нашла убежище для себя, живу в глухой французской деревне, меня никто не касается, если только приедут какие-то друзья, вот как вы приезжали. «Знаешь, Лидуша, а ты успела», — сказала мне вчера подруга. Я успела и спряталась, а когда люди хотят три квартиры и дачу, еще и ребенка, как так можно работать? И все-таки Франция была великая страна, несмотря на все революции. В 10 километрах от нас есть деревня Донвилье, где родился Бастьян Лепаж. Довольно богатая была семья, у них было много виноградников, сохранился даже их семейный склеп, там есть памятник ему, один местный даже книгу о нем написал. В России, когда мы учились, для меня это был очень значительный художник. На картине «Деревенская любовь» с одной стороны стоит парень, с другой — задумавшаяся девушка у стены, стоит и не знает, что сказать. А дальше — церковь, весь до сих пор сохранившийся пейзаж. Когда я его увидела, я очень разволновалась — только их нет, этих двоих людей. Но во Франции Бастьян Лепаж не существует, его нет ни в одной энциклопедии, ни в одном словаре «Лярусс». Для меня это было целое переживание. У него были очень теплые отношения с Машей Башкирцевой, они умерли в одно время, в 1883 году, оба от неизвестной болезни. Все его тело пронизывала боль. Ей было 24 года, ему — 32.

Как появился ваш дом в Сен-Лорен, на границе с Люксембургом?