Замойский поднял голову. Сперва, ослепленный, с пылью в глазах, увидел он немного. Анжелика что-то кричала Смаугу, вырываясь из-под Адамовой руки. Моргая, он наконец увидел сквозь слезы разыгрывающуюся на арене света схватку Пандемониумов. Догадывался, что клубок серебряных змей, вьющихся и переливающихся из манифестации в манифестацию, это конденсация нанополя Официума, поскольку та преграждала путь к Замойскому и Макферсон другой мортоманифестации. Которая, скорее, напоминала кудлатого осьминога, черного, с тысячью щупалец, с башкой, распухшей до размеров автомобиля, автобуса, кита. В конце концов, пришелец разросся над крышей дома столь гаргантюозно, что заслонил даже «Катастрофу». Щупальца метались вокруг объятой Смаугом сферы, словно мрачные разряды, негативы электрических дуг. Серебряные змеи были настолько же быстры. Замойский, впрочем, с трудом понимал, где один Пандемониум заканчивается, а другой – начинается: мало того, что они переплетались ножками в гелисоидальные косы, так еще и была не видна явственная граница. Мортоманифестация Смауга заполняла всю двадцатиметровую охранную сферу – сверкающие змеи, разделяясь до твердых струн, а потом – и паучьих нитей, вились в воздухе над головой Анжелики и Адама. В свою очередь, полосы густой черноты, атакующие сферу, извивались лентами толще и тоньше по всему ее диаметру, в том числе и сверху, и лазеры каракки били сквозь эти кружевные оригами, рисуя на крыше худые и кудлатые призраки белого и черного, в любой момент инаковые.
Но все это продолжалось не дольше полуминуты. Замойский не успел толком испугаться, все еще преобладало удивление. Анжелика смогла обменяться с двувороном едва лишь несколькими окриками, требовала вмешательства челнока, птица объясняла что-то горячо, прерывая саму себя, поскольку говорила обеими головами одновременно.
Он замолчал, когда осьминог показал спину. Щупальца выстрелили назад, башка, огромная, словно луна, оторвалась от переплетений серебра и с удивительной скоростью полетела над крышами прочь от Пандемониума Официума в ночь. Но Верон пристально отслеживал его лазерами, да и Смауг выделил несколько хищных скатиков для погони по воздуху и для наноматического
Отряхивая пыль, все еще объятый пятном клинической белизны, Адам следил за погоней, удаляющейся зигзагом над лабиринтом Нарвы. Мортоманифестации были различимы человеческим глазом – конфигурировались в макроструктуры, которые можно увидеть, назвать именами комиксовых чудовищ, – но Замойский отдавал себе отчет, что главная часть битвы, важнейшая, разыгралась на уровне микроструктур и невидимых дисперсионных армий. То, что невидимо, всегда кажется опасней: зараза, разносимая микробами, вражеское нано, плохая мысль.
Анжелика тем временем зашагала вслед за электровороном. Подошла к краю крыши, перескочила над улицей, еще пару шагов – и встала на колени, склонившись над чем-то, прикрытым фонтаном Смауговых искр.
– Что ты там нашла?
Замойский перескочил за ней следом.
– Тррруп, – каркнул двуворон.
Остался большой фрагмент лица, и после трех вдохов – первый: удивление; второй: шок; третий: интерес – Замойский распознал останки.
Мойтль Макферсон, конечно же.
– Ты идентифицировал напавшее нано? – спросил он Смауга.
– Имперрраторррское.
– Ну да, – проворчал себе под нос Замойский, вставая за Анжеликой и машинальным движением кладя ей ладонь на плечо. – Откуда Сюзерену проще всего взять материальных агентов? Он открывает Мешок в любой точке Цивилизации, в пространстве, охваченном инфом, Стекает на Поля Императора и стягивает себе нано в Мешок. А потом – просто реплицировать. Проклятие, он мог намножить здесь этого барахла тонны и тонны, не понятно, что он вообще сумел сделать, пока его не отрезала блокада.
– По крайней мере, мы знаем, что он ее не ожидал, – вмешалась Анжелика, не поднимая взгляда от трупа, левой рукой деликатно отводя полу куртки Мойтля, склеенную с ужасными ранами твердыми струпьями крови. – Блокада Нарвы поймала его врасплох. Иначе он вкопировал бы в манифестацию какие-то более сложные алгоритмы, они бы не слонялись иначе здесь, словно не до конца изгнанные духи —
Адам почувствовал, как под ладонью напрягаются ее мышцы. Она громко втянула сквозь зубы воздух.
Двуворон снова взлетел.
– Прррошу отойти! – каркнул, напомнив Адаму мегафонные приказы полиции. – Прррошу отойти!
Замойский только склонился над Анжеликой.
– В чем дело?
– Он моргнул, – прошептала она.
– Что?
– Мойтль моргнул.