— Меня одноклассники в началке звали Крысой, — сказала она без смущения. — На это я отвечала, что охотно покусаю любого, кто пойдет дальше обзываний! Потому сама тоже не перегибаю палку.
— Это еще как посмотреть, — остывая, ответил я. — Джерри, кажется, тебя ненавидит иногда!
Мы дошли по Кольцу до оранжереи, внутри пробрались вдоль раскидистых морковно-свекольных кустов, обогнули карликовую фруктовую рощу и остановились на свободном пяточке рядом с колонкой постоянного капельного полива.
— Вот тут и полежим. — Ронг расстелила полотенце прямо на пол и расстегнула куртку комбеза. — Тут камер нет — одни датчики температуры-влажности, всякое такое. В общем, сплошная забота о цветочках, а людям можно творить, что захотят.
Она осталась в майке и коротких шортах, сложила комбез себе под голову и плюхнулась на живот. А я застыл, раздумывая, что же делать. Ладно, к Джерри я с трудом, но привык, смирившись с ним, как с неизбежностью, но не хотелось показывать правую руку кому-то еще.
— Я не буду на тебя смотреть! — будто прочитала мои мысли Ронг, едва взглянула на мое покрасневшее лицо. — Вообще глаза закрою, а то лампы слепят.
Нервно оглядевшись по сторонам, старательно поворачиваясь к ней только левым боком, я снял комбез и сел на свое полотенце, обхватив коленки рукой. Ронг действительно закрыла глаза и блаженно улыбалась. На автомате я разглядывал ее спину, собранную на лопатках майку, раскинувшиеся в стороны длинные черные косы, крепкие смуглые руки, широкое скуластое лицо, щекой лежащее на сложенных руках…
— Чего пялишься? — неожиданно спросила Ронг, не открывая глаз.
Я тут же отвернулся, уставившись на висящие почти у земли связки бананов во фруктовой роще, и возмущенно ответил:
— Очень мне надо на тебя пялиться! С чего ты взяла?
— Подглядывала сквозь ресницы!
— Обманщица, а обещала не смотреть!
— Успокойся уже, лучше ложись тоже, подставь спину нашему импровизированному солнышку. Жалко, Джерри уехал. Вернется от родителей — надо его тоже позвать!
— Загорать? — скептически спросил я. — Зачем, на твой взгляд, Джерри загорать? Думаешь, он цвет поменяет?
Всё еще чувствуя легкую неловкость, я снял майку, лег на живот, как Ронг, и подложил руку под голову. Спину приятно грело, упругий пол отсека казался живым и теплым даже сквозь полотенце. Влажный воздух сильно пах зеленью и созревающими фруктами. Оранжерея пустовала, кроме нас здесь больше никого не было.
Зелень и яркий свет, не хватало только голубого неба. Где-то в животе заныло, перед глазами невольно встала картинка дремучего парка и аллеи с двумя фонарями.
— Наверное, летом отправлюсь на землю, — сказал я, потому что не мог удержать всё в голове, не высказав вслух. — Хотя моя сестра Лола не отвечает на сообщения, это не повод, чтоб забыть про нее в ответ. Да, точно, вернусь летом и снова поживу под настоящим Солнцем. И почему я, дурак, никуда не поехал в эти каникулы… А ты, Ронг, почему не уехала домой?
— Мне сейчас лучше оставаться на станции, — сказала она. — Не хочу улетать. Дома небольшие проблемы, и вряд ли меня там ждут на это Рождество.
Лица ее я теперь не видел, но голос показался мне очень грустным.
— Как же так, родители — и не ждут? — спросил я удивленно. — Я думал, все родители такие, как у Джерри. Любят, заботятся и пишут сообщения двадцать раз в день!
— Было бы хорошо, если бы это было правдой, — сказала Ронг. — Но увы, бывает в жизни всякое. Ничего, в Академии поживу, тут замечательно даже на каникулах!
За всё остальное время, пока мы загорали, она не сказала ни слова, хотя я пытался спрашивать что-то еще, смутно догадываясь, что расстроил ее. Больше всего меня зацепили ее слова про родителей. Нет, я подозревал, что Джерри с его Ма и Па — не единственный вариант семьи, существующий у нормальных людей, но о том, что в семье может быть плохо, никогда не думал.
А видимо Ронг было плохо, раз она не хотела домой и ее там не ждали.
Прожарившись как следует и поднявшись с пола, уже одевшись и складывая полотенце, я обратил внимание на то, что вдали, почти скрытый закруглением отсека, неподвижно стоит кто-то, причем в ботинках и комбезе.
Пока мы шли к выходу вдоль кустов и грядок, я чувствовал взгляд в спину, но, занятый другими мыслями, вовсе не придал ему значения.
***
Утром двадцать пятого декабря, еще лежа в кровати и развернув перед собой экран компа, чтоб выбрать книгу на сегодня, я увидел значок нового сообщения.
Сообщения от Дылды.
Не медля ни секунды, я открыл текст письма:
«Мне настолько нечего делать, что я даже решил сделать исключение и тебе написать. Радуйся моей снисходительности, патлатый. Как-никак сегодня Рождество.
Звонил ночью отцу, извинился, заодно вспомнил про твою Долли-растяпу и вот что узнал: ваша бабка умерла сразу, как ты уехал, едва ли не в тот же день. Сестру твою отправили в детдом на юг страны, но недавно кто-то забрал ее оттуда и оформил опеку. Больше ничего не смог узнать.
Тебе я не хочу помогать, но против Долли ничего не имею, так что считай, помогаю не тебе, а ей.