Рассеянно наблюдая, как они уходят в темноту, я вдруг вспоминаю задание Главного. Лезть в голову Розамунды по-прежнему не хочется, но ведь надо. Нужно убедиться точно. Если окажется, что Син чуть не умер по её вине, я… Честно говоря, я не знаю, что тогда делать.
Тем временем девушка быстро подползает ко мне по брезенту – гибкая, юркая, как настоящая ящерица, – замирает рядом и шепчет:
– Отпустите меня, пожалуйста. Пока они ушли. Мне нельзя в приют. Вы же знаете. Я не могу, я всё равно сбегу. Или ещё что сделаю. Другим, может, и ничего, а я не могу. Ну пожалуйста!
Она заглядывает мне в глаза, и я, опешив, мямлю:
– Куда я тебя отпущу посреди пустыни?
Она явно воспринимает это как согласие. Воодушевлённо продолжает:
– Я спрячусь и пережду, пока искать будете. А потом уйду куда-нибудь. Назад, на заправку.
– Ты понимаешь, сколько это километров? Хочешь, чтобы тебя съели? Или днём от солнечного удара свалиться?
Чёрт, зачем я вообще что-то ей аргументирую, будто и вправду собрался отпустить? Наверное, от удивления.
Но Розамунда упрямо шепчет:
– Ну и пусть! Лучше здесь умру, но обратно я не вернусь!
Склоняю голову, заглядывая в её лицо, но она смотрит на костёр.
– Может, расскажешь?
Поодаль бухает весёлый смех Като и Гимли.
Несколько минут девчонка кривит губы, наконец цедит:
– Вы знаете.
– Не знаю. Расскажи.
И неожиданно она со злостью показывает мне яркий – гораздо ярче, чем в моей памяти, – образ: спальня казармы, стены мерзкого зелёного цвета, мужские голоса и грубый смех, я стою на коленях, парни вокруг расстёгивают штаны, а рыжий тычет стояком мне в губы. Блядь, я потом полчаса с мылом тёр, и всё казалось, что чувствую на губах эту дрянь. И ещё запах – вроде лёгкий, но от него не избавиться. Ненавижу.
Розамунда прижимается к моему боку и торопливо шепчет:
– Только вы их убили, а я так не умею. Но я там больше не буду. Хоть в окно прыгну, хоть как. Отпустите меня, а? Скажете, что я в туалет отошла и сбежала. А я спрячусь и пережду.
– Как ты залезла так глубоко без моего разрешения? Я точно при тебе об этом не думал.
– Почувствовала знакомое. Потянула, а оно и вот.
– Сейчас?
– Не, тогда ещё. В первый раз.
Невольно выдыхаю от облегчения: сегодня я почувствовал лишь короткое прикосновение, и мысль, что она настолько быстро перерыла мои воспоминания, заставляет чувствовать себя уязвимым, а я ненавижу это ощущение. Но тогда, в суматохе «охоты», я вполне мог не заметить, как она копается в моей голове. Я настолько привык ощущать Сина, что, скорее всего, не обратил внимания на чьё-то присутствие. Хотя всё равно противно.
– Вы говорили ему про это? – в глазах Розамунды блестят отсветы пламени.
– Кому? О чём?
– Ему, – она смотрит на меня укоризненно. – Вы же вместе. Вы сказали ему про них?
Конечно, хочется отпираться, но смысл?
– Да.
– И как? Сильно злился?
Качаю головой. Впрочем, что там было злиться, если они уже были мертвы?
Девчонка отворачивается к костру, молчит, кутается в куртку. Потом тяжело вздыхает.
– Мой бы взбесился.
Звучит солидно – «мой». Прям как взрослая.
Кошусь на её лицо, освещённое пламенем:
– Он был там же?
– Не. Он другой. Лучше.
– Нет, я не имел в виду, что он…
В ответ на моё смущение она улыбается:
– Я про то, что он не из приюта. Он другой. Смелый. И сильный.
Поднимаю брови в шутливой обиде:
– То есть я – не смелый и не сильный?
Губы Розамунды вздрагивают в мимолётной улыбке, но она смотрит на огонь по-прежнему серьёзно.
– Снаружи – да. А внутри вы как я. Хоть вы и можете их убить. Это всё равно… – она машет ладонью, подбирая слова, – остаётся внутри. Как будто гнилое яблоко. Извините.
– Наверное.
Странно слышать от такой худышки-малышки подобные идеи. Тем более странно соглашаться с ними – но я и в самом деле понимаю, что она имеет в виду. Вся эта херня типа «То, что тебя не убивает, делает сильнее» только звучит красиво, а в жизни не работает.
Розамунда вздыхает так тяжело – словно старуха, прожившая долгую и не самую радостную жизнь.
– А с ним не было всего такого. Поэтому он сильный….
Девушка резко обрывает фразу и, испуганно вздрогнув, бросается на своё место. Из-за камня на границе видимости показываются чёрные силуэты. Я тоже непроизвольно напрягаюсь, но через пару мгновений становится ясно, что это всё-таки Гимли и Като. Опускаются у костра рядом – до меня доносится ароматно-травяной запах. Тем временем мы с Розамундой старательно изображаем занятость: я подбрасываю в огонь топливо, а она насаживает пастилу на прут.
– Ну, лейтенант, – Гимли расслаблено ухмыляется, – когда приказ к отбытию?
Медичка тоже смотрит на меня – будто бы с надеждой.
Покосившись на девчонку, говорю непринуждённо:
– Может, нам не торопиться? Погода хорошая…
Като и рядовой переглядываются с улыбками, а я при виде их реакции продолжаю более уверенно:
– Днём было так душно, госпожа Розамунда чуть в обморок не упала.
Девушка громко заявляет:
– Я и упала. В туалете. Голова до сих пор болит.
Медичка подхватывает:
– А рядовой Гимли в темноте на ядовитый кактус наступил. Лучше подождать и убедиться, что нет последствий.