Идеальные звёзды

– Так точно, – Гимли вытягивает ногу к костру и показывает на штанину. – Вот!

Я киваю:

– Значит, пойду сообщу, что в целях безопасности мы переночуем здесь. Подъём в пять. А пока свободное время.

Розамунда радостно мне улыбается, Гимли потягивается и издаёт довольный рык. Я поднимаюсь и топаю к передатчику. Хорошо звонить в часть ночью – никакого тебе начальства, только дежурный, который равнодушно подтверждает, что принял сообщение.

Когда я возвращаюсь к костру, Като роется в своей сумке.

– Лейтенант? Погреться? – она достаёт флягу и залихватски взмахивает ею.

И медичка, и Гимли смотрят с явным ожиданием, но я качаю головой:

– Я подежурю. А вам, само собой, запрещаю, но если зайдёте вон за тот камушек – проконтролировать, к сожалению, не смогу.

Они довольно переглядываются, и рядовой снова достаёт из кармана свой «Самарканд». Накручивают впрок. Уходят.

Розамунда вскакивает, но я тут же оказываюсь рядом и сжимаю её руку.

– Сядь, пожалуйста, обратно. И если не хочешь наручники, лучше не рыпайся.

Она смотрит с возмущённым недоумением. Всё же опускается на брезент. Я сажусь рядом.

– Я не собираюсь отпускать тебя на верную смерть. И также не собираюсь огребать люлей за то, что потерял несовершеннолетнюю мутантку…

– Так нельзя говорить! «Генномодифицированная гражданка»!

– Что, лучше нас, простых мутантов? Ну ладно, потерял гражданку посреди пустыни. Как ты себе это представляешь? Приду к генералу и скажу: «Вы знаете, она просто – раз! – и исчезла у меня на глазах»? В общем, давай рассказывай, и я подумаю, что можно с этим сделать.

Девушка молчит, сопит сердито, так что я начинаю сам:

– Значит, твой парень не из приюта. А откуда? Он будет тебя искать? Что вообще происходит?

Помявшись, она бормочет:

– Да он мне не парень… Ну, то есть… Ну, он мне нравится, но он… В общем…

– Не генномодифицированный гражданин.

Не знаю, почему у меня это вырвалось, но Розамунда понуро опускает голову, так что, очевидно, я угадал.

– Ага. Ему Анна нравится. У неё вон даже имя нормальное. И рост. И она красивая, не то что я, – она раздражённым рывком протягивает к огню руки и растопыривает пальцы без ногтей. – С вот этим всем.

Отвращение в её голосе отдаётся внутри настолько знакомым чувством, что я не могу удержаться – хватаю её запястье, сжимаю холодные пальцы. Такие тонкие. Подушечки кажутся чуть влажными.

– Так, прекращай! Ты вполне симпатичная. Очень даже милая.

– Вы откуда знаете? Вы же… с начальником своим.

Смотрю на неё с насмешливым возмущением:

– Я вообще-то нормально в девушках разбираюсь, не волнуйся.

– Как это? – она хмурится.

– Вот так это. Но речь не про меня. Значит, у вас там есть Анна, и этот парень, и ты… И всё это происходит – где?

Розамунда снова склоняет голову, но всё же бормочет чуть слышно:

– Цирк. «Комета».

Гастроли цирка в соседнем городе. Главный недавно говорил Сину, что ему нужно уйти пораньше, чтобы свозить туда внуков.

– Почему ты не хотела говорить, что оттуда?

Она выпаливает – неожиданно громко, в голосе слышны слёзы:

– Потому что я не оттуда! – понижает голос до шёпота: – Я из приюта в Миреле.

Прикасается к моему сознанию и высыпает обрывки образов: гулкий светло-зелёный коридор; какие-то девчонки смеются над ней, толкают; женщина с сурово поджатыми губами хлещет линейкой по ладоням – резкая боль и потом жар; тёмная комнатушка типа кладовки – тяжёлое дыхание над ухом, сильные руки удерживают и лапают между ног. За последний образ я цепляюсь, но она сразу убирает его. Понятно только, что это взрослый мужик, старый по её понятиям. Не постоянный работник, а приходящий, как будто техник или… В её сознании мелькает ничего мне не говорящее слово «настройщик». Да, в таком случае руководству приюта и предъявить нечего – они скажут, что это была случайность, человек со стороны…

А в целом обстановка удивительно похожа на мой приют, за двадцать лет суть не изменилась. Разве что у нас я всё же не слышал, чтобы девчонок так зажимали, – монашки если бы прознали, то порвали на месте. Ну да, продать в бордель могли, а в стенах приюта – ни-ни. То есть, конечно, подтверждений про бордель у нас не было, только разговоры и слухи: мол, за определённую плату забирают в семью, но люди там подставные. До сих пор иногда вспоминаю всё это и думаю – правда или нет? Хочется верить, что это была просто болтовня, страшилки. А в другие моменты – как сейчас, когда во мне ещё отдаются эмоции Розамунды, – кажется, что это вполне могло быть правдой.

Однако есть и важное – для меня – отличие: у нас мутантам не разрешали иметь необычные имена. Мне недавно Берта впихнула статью по истории борьбы за права генномодифицированных, пришлось читать. Но кстати, я не пожалел, многое из моего детства стало понятно.