Берт раньше была похожа на него гораздо больше. Теперь-то она уже вся такая из себя девушка, к тому же сделала коррекцию зубов – единственная из всех, – так что они выглядят обыкновенно. Да и длинные когти на женских руках не так бросаются в глаза. К тому же лаком покрашены – ну и нормально, можно подумать, что это специально маникюр такой, мало ли что там женщины выдумывают.
А в детстве, конечно, это были просто два пацана. Очень похожие на мать. Господин Блэйк – типичный южанин, смуглый, худощавый и жилистый. Даже, можно сказать, изящный. Брунхильда и внешностью светлее, и мощная такая, ширококостная – сразу ясно, в кого Син с Бертой удались, не говоря уж про эти их зубы и когти. Но если присмотреться, то сходство Сина с отцом всё же заметно. Форма носа точно его, а разрез глаз – нечто среднее между обоими родителями. Ну да, и ещё цвет: у Брунхильды и Берты глаза серые, а у Сина – тёмно-карие, хотя всё равно светлее, чем у Гунтера.
Тем временем господин Блэйк ставит на стол два кувшина, с чаем и с лимонадом, и садится напротив. Конечно, я наливаю себе чай с кусочками льда. Да какая разница, что пить, в его присутствии мне всё равно ничего в горло не лезет, только и думаю, как бы не опрокинуть стакан, не разлить или не уронить. Без Сина вообще тяжко.
Господин Блэйк тоже наливает себе чай и откидывается на спинку стула.
– Какие-нибудь новости?
Вот чёрт, я настолько погрузился в историю Розамунды, что даже не сообразил: они ведь не знают, что Син в больнице. Кстати, а как мне его называть? Раньше мы были здесь вместе, и я просто избегал этих обозначений, но сейчас – нужно подумать… «Син» звучит как-то панибратски. Они – семья, это совсем другие отношения, и тут я, знакомый с ним только два с половиной года, делаю вид, что мы на одном уровне. Но и «капитан-майор Блэйк» будет странно. А «Синхард»? Я так его и не называл никогда. Как кость в горле.
Помявшись, всё же решаюсь:
– Син сейчас в больнице. Но вы не беспокойтесь, всё вроде нормально.
– Что случилось? – тон вполне спокойный и даже без удивления.
Подумав, как лучше сформулировать, выдаю самое простое:
– Очередное задание. Неудачное.
Гунтер поднимает брови, изрекает философски:
– Как обычно в армии.
Интересно, он бы отреагировал по-другому, если бы знал, что Син мог вообще не вернуться?
Господин Блэйк берёт с тарелки ещё одно печенье, разглядывает.
– Это его выбор. За пятнадцать лет мы успели привыкнуть. Хотя Берт всё равно бесится.
– Кстати, как у неё дела? Свадьба не ожидается?
– О-о… – Гунтер многозначительно закатывает глаза. – Синберт и свадьба – понятия несовместимые. Но мы с Хильдой уже настроились, что с внуками не понянчимся, так что всё нормально. По ходу в этой семье только мы стремимся жить в собственном доме, в покое и уюте, а детям какая-то вожжа под хвост попала, сплошные приключения в голове.
То ли от недостатка сна, то ли от накопившегося напряжения, но я не успеваю сдержаться и расплываюсь в чересчур радостной улыбке. Нервное. Приходится пояснить:
– Да Син тоже… Говорил насчёт того, чтобы снять квартиру.
Господин Блэйк оживляется:
– Обязательно сообщите! Передам пирог на новоселье. Вы предпочитаете тыквенный, апельсиновый или с мангостинами?
– Эм… – я задумчиво кривлюсь. – Любой?
– Значит, апельсиновый.
Мы обмениваемся понимающими улыбками. Син обожает цитрусы.
– Вы здесь по работе? – Гунтер проходится взглядом по моей униформе.
– Да. Собственно, – набираю побольше воздуха, – я хотел поговорить с вами.
Мне казалось, что сбивчиво рассказывать господину Блэйку историю девушки, которую я сам знаю только несколько дней, будет неловко – она мне никто, как объяснить, с чего вдруг я проникся её судьбой, к тому же пришёл просить его, малознакомого человека? Но с Гунтером оказывается на удивление комфортно: в нужных местах он хмурится, кивает, улыбается, а в конце через стол протягивает мне ладонь. Не сразу понимаю, что для рукопожатия.
– На таких людях, как вы, держится мир! – он сжимает мою руку и даже накрывает второй ладонью. – И, глядя на подобное участие в судьбе ближнего, я верю, что в итоге мы достигнем-таки прогресса, придём к настоящему гражданскому обществу и искореним насилие. Пусть не сейчас и даже, наверное, не в этом десятилетии, но всё же надежда есть. Это самое главное в жизни!
Вот умеет же господин Блэйк говорить, ему бы политиком быть: как с листа читает, без запинки, с выверенными паузами и переходами интонации. И столько чувства, что мне даже становится неловко – будто это что-то неприличное. Хорошо хоть нас никто не видит, хотя я всё равно, кажется, краснею. Отвожу глаза, киваю, желая только, чтобы господин Блэйк побыстрее договорил о том, какой же я распрекрасный человек.
Наконец, выдав, что он спокоен за своего сына – я от смущения вообще уже не соображаю, что конкретно он имеет в виду, – Гунтер отпускает мою руку.
– Приют на Мирной, Розамунда. Сегодня поговорю с Хильдой и завтра сходим.
В голове мелькает: «Лучше бы сегодня», и он кивает.
– Постараемся сегодня.