Идеальный (СИ)

– Со мной все хорошо, – натянуто улыбается Том. – Правда, Крис. Тебе не стоит волноваться. Я просто устал.

А Хемсворт молча разглядывает меловое лицо музыканта и никак не может понять, как в такой ситуации Том еще может лгать. Почему не говорит о том, что симптомы вернулись? Почему так тщательно скрывает боль?

Зачем ему это?

– Не выспался, да? – Крис подцепляет с тарелки печенье и целиком кладет в рот.

– Что-то вроде того, – Том мимолетно прижимает пальцы к виску и снова одаривает Криса вымученной бледной улыбкой, – не стоило пить кофе на ночь.

Крис не выдерживает. Отставляет в сторону чашку и тихо спрашивает:

– Ничего больше сказать мне не хочешь?

Музыкант как-то нахохливается и отрицательно качает головой:

– Я не понимаю, о чем ты, Крис. Мне, наверное, просто стоит съездить к врачу. Пусть он посоветует мне хорошее успокоительное.

– Зачем ты лжешь, а? – Хемсворт устало откидывается на спинку и меряет Тома взглядом. – В этом нет смысла.

– Крис, тебе не кажется, что ты ведешь себя странно? – англичанин почти зло сжимает чашку. – В чем я могу солгать тебе?

– Это ты мне скажи.

– Я пойду, лягу. Мне нужно попробовать уснуть, – Том тяжело поднимается. И Крис видит, как побелели его пальцы, вцепившиеся в край стола.

– Он приходил ко мне, – Хемсворт нервно выцарапывает из кармана сигареты. – После того, как ты уехал. Тебе это ни о чем не говорит?

Сердце ухает куда-то в район желудка. В глазах темнеет... Том судорожно хватает ртом воздух, пытаясь не задохнуться, совладать с болью... Да хотя бы остаться на ногах!

Комната, ставшая зыбким маревом, плывет куда-то в сторону, реальность трескается... И вдруг сильные руки подхватывают под спину, не дают упасть.

– Тише... – Крис держит осторожно, словно боится сделать больно, – тише... Сейчас станет получше.

И Том смеется.

Вернее хотел бы засмеяться, но вместо этого только некрасиво хватает ртом не желающий поступать в легкие воздух.

– Что... – голос срывается, – он тебе сказал?

Хиддлстон не знает, зачем спрашивает это. И так понятно, что услышал Хемсворт. Только вот...

– Сначала сядем.

И Том понимает вдруг, что они уже в гостиной. А Крис прижимает его к себе, словно ребенка. Мягко похлопывает по плечу...

– Отпусти... – Хиддлстон отстраняется и почти падает на диван. Запрокидывает голову, пытаясь унять вновь возобновившееся кровотечение. Естественно... Внутричерепное теперь зашкаливает.

Хемсворт садится рядом, искоса смотрит...

О, да... Том знает эти взгляды. Полные жалости, сострадания... А еще страха. Потому что когда люди сталкиваются с подобным... он ведь мертв наполовину. Носит в себе эту смерть.

Черт...

– Так что он тебе сказал? – Том с усилием поднимается и отходит к окну. И, прислонившись лбом к холодному стеклу, ждет ответа.

Интересно, как Крис начнет?

Скажет, что ему жаль?

Или примется путаться в словах, пытаясь сказать все помягче? Ведь Том болен. Ему нельзя волноваться...

Но Хемсворт удивляет.

– Ты и так знаешь, – тяжело говорит он. – Все прекрасно знаешь, Том.

– Я догадываюсь, – осторожно говорит Хиддлстон, ведя пальцем по подоконнику, стирая несуществующую пыль, – только вот мне хочется подробностей.

Прозвучало глупо. И Крис за спиной нервно хмыкает. А потом говорит:

– Он настаивал на инициации.

Слово повисает в воздухе, словно токсичная взвесь. Забивает легкие, жжет кожу... А Хемсворт, похоже, не понимает значения того, что сказал. Потому что задает вопрос, разбивая тишину, ставшую для Тома последней обычной тишиной. Словно с этими словами оборвалась жизнь...

– Что такое инициация? – Крис, судя по звуку, закуривает.

Нервы?

И вот теперь... Теперь пора.

– Хочешь узнать подробней? – Хиддлстон отлепляется от окна и подходит к дивану.

– У тебя ведь уже был подобный опыт...

– Он трахал меня, – шипящим речитативом проговаривает Том, втискивая колено меж ног Криса, – снова и снова... Думаешь, мою болезнь излечили просто так, мановением пальца? Нет... – он, наверное, очень больно вцепляется пальцами в плечо буквально онемевшего Криса, – это был ритуал. Грязный, кровавый... Они позвали его. И отдали меня... В обмен на мое выздоровление. Именно он исцелил меня. И знаешь, как это было? – Хиддлстон чувствует, как начинает задыхаться от воспоминаний, обрушивающихся словно цунами. Волна за волной...

– Как? – тихо спрашивает Крис, не поднимая глаз.

– Как... – хрипло повторяет Том. – Сначала страшно... А потом больно. – Запал исчезает и Хиддлстон вдруг чувствует, насколько устал, как измотан этими видениями, ожиданием неизбежной мучительной смерти, постоянным давлением со стороны тех, кому имел глупость довериться. И теперь хочется, чтобы Крис просто ушел. Встал и ушел. Чтобы не видеть на его лице отвращения, испуга... Поэтому Том прикрывает глаза и начинает говорить. Равнодушно описывая все самые мерзкие, постыдные подробности. Сейчас его задача заставить Криса испытать отвращение. Это он знает...

А перед глазами с невероятной яркостью встают картины той кошмарной ночи, когда он дал свое согласие, еще не зная, на что идет...