Идеальный (СИ)

Его привезли в полубессознательном состоянии. Том не помнил, как он оказался в том полутемном зале, едва освещенном свечами, стоящими на ступенях, ведущих к прямоугольному возвышению с... кроватью. Огромной кроватью, накрытой белым покрывалом.

Тело не желает слушаться, ноги словно чужие... Все существо будто сосредоточилось в пульсирующих болью висках. Том абсолютно точно знает, что из носа идет кровь. Стекает по плотно сжатым губам... Действительность воспринимается так, словно он видит себя со стороны. Как если бы смотрел в огромное панорамное окно.

И вдруг... Черная смазанная тень, мелькнувшая на периферии зрения. Или не тень? Зрение уже почти пропало, и он видит все смазанными силуэтами. Так что...

– Это он? – низкий тихий голос пробирает дрожью насквозь. Он какой-то... липкий. Похотливый. Словно руки в стельку пьяного отца, когда Тому было четырнадцать.

Воспоминание вспыхивает так ярко, что отвращение пронзает насквозь.

– Да, господин, – кажется, это говорит тот, кто держит его с левой стороны.

Да. Звук определенно слева.

– Все вон, – теперь голос резкий. Властный.

Руки, поддерживающие в вертикальном положении, исчезают, и Том безвольно оседает на пол, зажимая ладонями виски.

– Вот что бывает, когда не даешь своему таланту свободу, – почти поучительно доносится сзади. – Зачем ты так мучил себя?

– Кто вы? – хрипит Хиддлстон, силясь повернуть голову на звук шагов.

– У меня много имен, – усмехается голос. – Но тебе не обязательно знать ни одно из них. Сейчас есть только я и ты. Никаких формальностей. Никаких имен. Ничего. Согласен?

– Плевать... Мне сказали, что ты... можешь помочь, – он ненавидит себя за эти слова. За слабость... За то, что согласился на неизвестные условия... За все.

– Могу, – на плечо ложится горячая ладонь. – Скажу больше: это могу сделать только я. Никто другой на подобное не способен.

– А цена? Твоя цена... Я слышал, она особая. Что ты можешь забрать у меня?

– Особая? – ладонь перемещается на грудь, скользит по тонкой ткани, пропахшей больницей, – так они тебе сказали?

– Сказали, – на виски словно давит пресс. Такое ощущение, что еще чуть-чуть – и голова просто... взорвется. Разлетится яркими осколками... Том почему-то представляет себе именно осколки окровавленного стекла. Острые, блестящие... И красные капли, которые испачкают пол.

– Я ничего не стану забирать, – ладони вдруг проскальзывают под ткань, гладят тут же покрывшуюся мурашками кожу...