Идеальный (СИ)

А Том вдруг перекидывает ногу через бедра Хемсворта, практически садясь на него. Трется, прижимается совсем близко... И шепчет в самое ухо:

– Знаешь... Когда развитие неоперабельной опухоли доходит до определенной стадии, у человека начинаются перепады настроения, происходят внезапные изменения в поведении... Ты знал об этом? А я – да. Я ведь... много читал... о своей болезни, – тонкая ладонь скользит по шее, груди, забирается под рубашку... Холодные пальцы сжимают сосок, щекочут, вызывая сладкую судорогу... – и я всегда думал, что эти симптомы... только вредят... Но ты ведь не откажешь умирающему, да, Крис?

– Том... – Хемсворт убирает руки за спину, вжимается в диван, пытаясь отстраниться, чувствуя, как возбуждение потихоньку вытесняет разум, – Том, не нужно. Ты знаешь, что это лишнее.

– Уверен? – музыкант раздвигает бедра совсем широко, давая Крису почувствовать собственное возбуждение, – ты ведь сам просил... И вот, я даю тебе возможность... Ты ведь хочешь, Крис. Я чувствую...

И вдруг касается губами щеки Хемсворта. Легко, словно осторожно... Но именно это прикосновение лишает разума.

Крис обхватывает тонкую талию музыканта, сжимает пальцами, сходя с ума от ощущения холодной кожи под тонкой тканью рубашки... И впивается в сухие губы несдержанным, каким-то похотливым поцелуем. И Том смеется, запрокидывая голову. Подставляет шею, словно нарочно демонстрируя собственную безупречность. Провоцируя... И Крис на эту провокацию поддается. Жадно покрывает поцелуями невозможно гладкую кожу. Кусает, зализывает... А Том беспорядочно скользит ладонями по его груди, животу... И вдруг – ставшая теплой ладонь нагло пробирается под ремень брюк. Сильные тонкие пальцы обхватывают член, гладят напрягшуюся головку... Том, кажется, не очень опытен в подобном, потому что пальцы двигаются с несмелой осторожностью... Но, Господи...

Крис выгибается, хватая ртом воздух. Даже сама мысль о том, что его член сейчас сжимают тонкие пальцы англичанина, заставляет забыть собственное имя...

– Том... – выстанывает Хемсворт, сжимая ягодицы музыканта, – убери руку... Я кончу в штаны...

Пальцы не исчезают. Наоборот. Том только плотней обхватывает возбужденную плоть, словно издеваясь.

Где тот вежливый Томас Хиддлстон с прозрачными пустыми глазами? Сейчас на Криса смотрел другой человек. Абсолютно больные глаза с настолько расширенными зрачками, что радужка почти исчезла, бледное лицо, покрытое испариной... И наглые пальцы, отнимающие способность мыслить.

– Убери... сам... – в такт движениям шепчет Том, – просто возьми... и убери...

Крис мягко обхватывает ладонь Хиддлстона, сжимает, заставляя остановиться. Переплетает пальцы и подносит к губам. Целует и шепчет:

– Если тебе станет совсем плохо – ты должен будешь сказать, хорошо?

– Мне уже совсем плохо, – тихо и хрипло смеется Том, – ты мне нужен сейчас... Крис...

Хемсворт обнимает англичанина, опускает спиной на диван и медленно начинает расстегивать рубашку Тома.

Он отчетливо помнит, как Хиддлстон не хотел этого в прошлый раз. Но сейчас... Сейчас Том просто тяжело дышит, внимательно смотря на Криса. А потом вдруг поднимается, самостоятельно сдергивает рубашку и тянет вверх майку Хемсворта.

– Снимай, – шепчет он, – хочу, чтобы ты снял...

Крис трясущимися от возбуждения пальцами подцепляет края футболки и стягивает, путаясь в воротнике. Из-за этого волосы, завязанные для удобства резинкой, рассыпаются по плечам... А Том тут же вцепляется в пряди, больно стягивает, дергает Хемсворта на себя, подставляет губы, искаженные то ли гримасой боли, то ли усмешкой.

Плевать...

Хемсворт скользит ладонью по обнаженному торсу музыканта, задевает напряженные твердые соски, проводит пальцем по кошмарному шраму, прикосновение к которому вызывает у Тома практически судорогу... И без предупреждения сдергивает с англичанина брюки и обхватывает его член.

Том ахает, подается вперед, вцепляясь в плечи, царапает идеально ровными ногтями, протяжно стонет...

– Ты как? – находит в себе силы спросить Крис, беспорядочно целуя лицо Хиддлстона.

– Ты знаешь... – Том приподнимается, стягивая брюки до щиколоток. И Крис заворожено тянется руками к худым, явно тренированным бедрам. Оглаживает ладонями, чувствуя, как тяжело бухает сердце... А музыкант нагибается, чтобы окончательно снять одежду, открывая Крису такой вид, что рот заполняется слюной, а тело начинает потрясывать. И, кажется, Том все прекрасно понимает. Или нет?

Без разницы.

Хемсворт хватает англичанина за талию, укладывает лицом вниз, целует спину, шрамы... Каждый по отдельности... И только теперь, после рассказа Тома вдруг понимает – их ровно пять. Как от когтей... Целует каждый, зализывает, будто свежие раны...

А Том тихо скулит, выгибаясь. Шепчет что-то невнятное... То ли благодарность, то ли просьбу... Черные волосы растрепались, торчат в стороны...

– Ты красишь волосы? – Крис целует нежную кожу за ухом, посасывает мочку, чуть прикусывает...

– Они сами... почернели... – с паузами выдыхает Хиддлстон, подаваясь на ласку, – после того, как он меня...