Сама по себе эта сила не имеет «окраса» и может служить как свету, так и тьме. Она – как выброс энергии, скапливающейся в месте, которое вы сейчас называете ноосферой, – мужчина тихо усмехается. – Но и это не интересует тебя, как я вижу. Я перейду к сути. В начале двадцатого века произошло то, что наши противники готовили тысячелетиями. Они создали общество, которое более не верило в сверхъестественное. Защитников у Совета становилось все меньше. Потому что некому было прийти им на смену. И в итоге, оставшиеся без защиты старейшины были уничтожены. А те, кто остался – предпочли забыть о своем предназначении. Ассимилироваться. Знания, которые копились веками, канули в Лету. И некому было поддерживать равновесие. Календари, описания знамений... Все это больше никто не отслеживал. И когда родился Том – рядом не было никого, кто мог бы объяснить ему, кто и что он такое. Но подобное нельзя не почувствовать. Том боялся сам себя. Он ощущал в себе эту мощь. Ненавидел ее, потому что это мешало ему быть таким, как все. Сила разрывала его изнутри, если говорить простым языком.
Люди вокруг сходили с ума. Ребенок не мог контролировать себя, это было закономерно. Его отец – одна из жертв. Он не всегда был алкоголиком и садистом. Том сделал его таким. То же произошло и с его матерью. Только в силу своего мягкого характера она сошла с ума на религиозной почве.
По мере взросления Том стал понимать, что происходит. Сопоставлял факты, искал данные. И одновременно задавливал в себе силу. Искусственно ограничивал себя, используя лишь одну сторону своих возможностей. Флейта. Вот что стало его «отдушиной». Она снимала боль. То напряжение, что копилось в душе и, как закономерность, в теле. Его болезнь. Вот последствия искусственного неумелого ограничения. Не буду лгать, болезни помогли развиться. Те силы, с которыми ты уже имел удовольствие познакомиться. Но тут есть нюанс. Нюанс, на котором они и сыграли:
– Я... – Хемсворт прикрывает глаза, пытаясь осознать сказанное. – Я не понимаю. Почему тогда болезнь вернулась? Как они могли вернуть ее? Как они могли подтолкнуть ее развитие?
– Внушение. Вот что играет здесь главную роль. Ты спрашиваешь, как они могли подтолкнуть развитие болезни? Все это просто. Как я сказал, боль является катализатором силы. Сдерживаемая сила – причиняет боль. Дикие головные боли. Вот что преследовало Тома всю жизнь. Врачу нужно было лишь сказать, что это рак. И Том сделал все сам. Он сам заставил свой организм заболеть.
– Господи... – хрипло шепчет Хемсворт. И срывается на крик:
– Почему ты не сказал ему про это?! – выкрикивает он. – Почему не научил его управлять этой силой?! Почему не показал, как контролировать ее?! Как ты мог оставить его?!
– Я ведь сказал, Крис, – в голосе собеседника боль. – Я последний из старейшин. И первый. Я тоже родился в обычной семье. Меня никто ничему не учил. Я всего лишь нашел семейный архив. И увидел там некоторые странности. Я ведь был историком, поэтому и принялся разгребать все те коробки. Чисто из профессионального любопытства. И нашел я Тома уже после того, как нашли Они. И просто не мог к нему подобраться. Даже сейчас, находясь здесь, я рискую. Но мне нужно было исполнить свой долг. Ты должен передать все, что я сказал Тому. Это необходимый минимум информации.
– Вряд ли он сможет... воспринимать информацию, – горько говорит Крис. – Ему слишком больно.
– Ты должен, – Старейшина, а теперь Крис не может называть этого человека иначе, сжимает кулаки. – Попробуй дать ему флейту. Включи музыку... Я не знаю. Ты должен сделать так, чтобы он понял тебя.
– Да. – Хемсворт выпрямляется. – Я сделаю. Спасибо Вам.
И выходит из машины.
Улица встречает промозглым холодом и моросящим дождем. Но Крису плевать. Теперь он знает, что должен делать.
В опустевших больничных коридорах тишина. Холодный свет люминесцентных ламп, эхо шагов.
Крис толкает легкую дверь больничной палаты и замирает. Потому что Том в сознании. Он часто хрипло дышит, запрокинув голову. Тонкие пальцы сжаты в кулаки. А руки и ноги зафиксированы ремнями.
– Они опять связали тебя, – Крис выдыхает это не в силах сдвинуться с места. Стыд обжигает, разливается под кожей, словно раскаленная лава.
– Крис? – шепот похож на прах. Серый прах в сером воздухе. – Ты... принес мою флейту?
– Нет, – Хемсворт медленно подходит к постели. – Прости.
– Ничего... – сухие губы силятся улыбнуться. – Спасибо, что... пришел... Крис. Я думал, что... не увижу тебя... больше. Твои родные... я понимаю... Я думал, ты уехал.
Тому явно сложно не только говорить, но и сформулировать мысль. В почти бесцветных, помутневших от боли глазах проскальзывает виноватое выражение.