Идеальный (СИ)

Хиддлстон улыбается этим глазам, тянет руку, дотрагивается до небритой щеки Хемсворта. А потом вдруг понимает, что все это может быть... лишь выдумкой. Реальностью, которую он сам себе создал. Ведь если рассудить здраво: стал бы Крис вот так сидеть рядом с ним? Стал бы возиться с умирающим, при условии, что вся его семья... Черт!

На глаза отчего-то наворачиваются слезы. Все это неправильно! Почему то, что так волшебно, так тепло – оказывается вымыслом? Сном, пусть и красивым.

– Том? – Хиддлстон зажмуривается, чувствуя на щеке теплое дыхание. – Ты ведь очнулся?

Голос звучит отчаянно. Так, будто...

– Я долго был без сознания? – слова получаются хриплыми, едва слышными. Том сам пугается своего голоса и поэтому не говорит больше ничего, а просто вопросительно смотрит на Хемсворта, надеясь на ответ.

– Долго, – его подхватывают под спину, осторожно меняют положение. Движение отзывается тупой болью в затылке. Неприятной, ноющей. Хиддлстон морщится и прикрывает глаза. Снова. Это, похоже, начало входить в привычку.

– Это пройдет, – Крис едва ощутимо касается его волос, почти... благоговейно. А потом целует куда-то в висок.

Хиддлстон касается пальцами щеки, удивленно ведет по гладкой коже. За то время, как все это началось он ведь ни разу не...

– Это ты сделал, Крис? – в интонации столько неуверенности, что Том удивляется сам себе. Но, в конце концов, кто его осудит?

Хемсворт смущенно улыбается и скомкано кивает:

– Я просто не знал, что делать. И подумал, что тебе будет приятно, если... – он запинается, бросает быстрый взгляд на Тома, – когда ты очнешься.

– Мне приятно, – Хиддлстон еще раз проводит ладонью по идеально выбритой щеке. – Спасибо, Крис.

И неосознанно тянется к губам Хемсворта, наклонившегося совсем близко. Тот прерывисто выдыхает и ловит его губы в поцелуй. Осторожно зарывается пальцами в волосы на затылке, посасывает губы, не проникая внутрь. Как-то очень мягко, ласково. И опять возникает ощущение, будто Крис боится что-то сломать. И Том словно растворяется в тепле, что дарит ему Хемсворт вместе с этим поцелуем. Так сладко...

Хиддлстон обнимает Криса за шею еще крепче и приоткрывает рот, давая понять, что позволяет больше.

Пальцы, перебирающие волосы, замирают на мгновение, будто Хемсворт не верит в происходящее, а потом музыкант тонет в ощущениях. Губы Криса словно везде. Посасывают, ласкают. Жадно, почти агрессивно. Но все равно нежно, словно боясь повредить.

И Том стонет, выгибаясь. Прижимаясь еще ближе.

Неправильно?

Да кого это волнует, когда стоишь на самом пороге? Когда реальность истончается, оставляя место такому прекрасному самообману.

Том проводит ладонями по плечам Хемсворта, гладит напряженные мышцы, подставляет шею, лицо, губы... Чтобы Крис мог дотронуться везде, чтобы почувствовать его, пусть и выдуманного. Вцепляется в его плечи так, что Крису, наверное, больно. Но тот только крепче прижимает к себе. И целует уже как-то... успокаивающе?

– Зачем так? – невнятно шепчет Том, – зачем ты... Это ведь лишь сон, ничего не...

– Боже, Том! – в голосе у Хемсворта усталое отчаяние. – Ты ведь обещал, что будешь верить мне!

Обещал?

Хиддлстон вздрагивает и отстраняется. Заглядывает в глаза, пытаясь понять, о чем идет речь.

– Ты уже приходил в себя, – тяжело выговаривает Хемсворт, похоже, осознав, что сказал лишнее. – Три раза. И каждый раз...

Даже так?

Том закусывает губу, пытаясь нашарить в памяти хоть что-нибудь. Но там только тьма. Муторная липкая тьма.

– Я не помню, – Хиддлстон растягивает губы в ненатуральной улыбке, – ничего из этого.

– Ничего, – Крис касается губами лба. – Ничего страшного. Это пройдет. Хочешь в душ?

– Хочу, – Том откидывает одеяло и пытается приподняться. По телу тут же разливается отвратительная слабость. Такая, что каждое движение отдается ноющим ощущением беспомощности.

– Давай аккуратно, – Хемсворт подхватывает под спину, помогая встать. – Не спеши.

Том усмехается про себя. И вцепляется в поддерживающую руку, пытаясь справиться с головокружением.

Но той жуткой боли нет. Все выглядит так, словно он просто много выпил накануне. Смешно... Теперь похмелье будет снова казаться ерундой. По крайней мере, два ближайших месяца, пока не притупятся воспоминания. Если болезнь и правда отступила.

Если.

Если все это не очередная ложь, что вероятней всего.

Том спотыкается на каждом шагу. И после каждой такой запинки бросает на Криса виноватый смущенный взгляд. Словно в том, что он испытывает слабость, есть его вина.

И Хемсворт снова, в который раз ругает про себя чертову английскую вежливость.

– Почти пришли, – зачем-то говорит он. Наверное, чтобы сказать хоть что-то. Как и всегда рядом с Томом.

– Спасибо, что предупредил, – музыкант улыбается. – Не даешь мне никакого шанса забыть планировку этого дома.

– Почему «этого»? – Крису не дает покоя такая формулировка. – Почему ты так говоришь о своем доме?

Хиддлстон неопределенно пожимает плечами:

– Привык.

Звучит как-то обреченно.

– Все наладится, – Хемсворт отодвигает легкую створку. – Ты ведь... Ты же здоров?