Идеалы осыпаются на глазах

От мысли, что ещё немного, ещё каких-то десять минут – и она окажется в Глазове, побежит по знакомым, по любимым улицам, сердце заколотилась. На минуту Софка забыла про маму, про Дуболома, про Максима – забыла про всё и только вглядывалась в темноту, высматривая очертания гипермаркета и вокзала.

Когда электричка затормозила, Софа выскочила в тамбур первой. Рюкзак ударил по спине; перехватило дыхание. Электричка остановилась, двери разошлись, и Софа вынырнула в холодный, влажный вечерний воздух. Застучало в ушах. Глазов встречал её белыми фонарями, моросью, чьим-то смехом на платформе. И знакомым, сладковатым запахом тополиных стволов. Они даже зимой пахли; они пахли даже под снегом, пахли так отчётливо и щемяще, что у Софки сжималось сердце.

Она остановилась на секунду. Вдохнула, вобрала в себя этот аромат. Подтянула лямки и двинулась через вокзальную площадь наискосок к аптеке. Несмотря на усталость и злость, несмотря на тревогу и неуверенность, внутри как будто мелькнула первая, далёкая ещё вспышка весны.

***

Миновав вокзальный район, Софка через старую типографию вышла на заснеженную, ярко освещённую улицу Короленко. От адреналина слега потряхивало – весь бесконечный день, с самого похода к трубе в третьем часу, крутился перед глазами.

Хотелось поскорей добежать до Насти: раздеться, согреться, окунуться в тепло обитаемой квартиры, где живёт нормальная семья – мама, папа, дочь – без всяких отчимов. Без всяких Дуболомов.

На перекрёстке у музыкальной школы Софка решила, что дворами лучше не ходить: темно, да и поздно уже. Хватит на сегодня приключений на её задницу. Свернула на Кирова, добралась до Ленина и, сунув руки в карманы, зашагала вдоль сугробов, шапками накрывавших до сих пор не убранные сучья.

Она нежно любила эту длинную, зелёную улицу – до тех пор, пока прошлым летом не вырубили почти все кусты и деревья. В восьмом классе, когда к ним перешла Ксюша, они возвращались тут вместе с Вадимом и Алиной. Вадим помогал классной тащить пачку тетрадей из школы, а Софка шла так, за компанию. Хорошая была погода, и настроение тоже хорошее. Было бы. Если бы не Ксюша.

Впрочем, Софа об этом предпочитала молчать. Алина с Вадимом обсуждали (неожиданно!) рыбалку, светило солнце, они шагали по Ленина мимо обшарпанных цветных сталинок. Впереди были выходные – целых полтора дня без Ксюши! – и от всего этого Софа так разомлела, что чуть не поперхнулась, когда Алина велела, не меняя тона:

– Давай рассказывай, что там у вас с Ксюшей.

– Ничего, – выдавила Софка.

Алина покосилась на неё одновременно с иронией и заботой.

– Ну я же вижу.

Что-то поддакнул Вадим. Софа уставилась себе под ноги. И вдруг без запинок, без вздохов и многоточий вывалила всё, что было на душе; может быть, так ровно получилось, потому что столько раз проговаривала это про себя. Только вот адресовалась всегда Ксюше, никак не Алине. Правда, в диалоге с Ксюшей всё завершалось пафосным «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». В рассказе Алине Софка, конечно, ничего такого не сказала. Выдохнула только:

– Это всё отравляет. Понимаете? Всё. Она ничего не делает плохого, она улыбается всем, вся такая аккуратная и тихая. Но мне иногда кажется, что она берёт и по кусочку, по кирпичику вытягивает что-то из меня. Из-под меня.

Это было самое честное, что она готова была сказать. Самое искреннее, как она могла назвать то, что делала Ксюша: разрушала всё. Выбивала из-под Софки почву. Сплачивала вокруг себя девчонок (хотя прежде Софе плевать было, кто с кем дружит; Настя – и больше ей никого не надо). Тихой сапой оказалась отличницей в конце четверти (то, чего Софка добивалась с большим трудом, вечера напролёт прорешивая задачки вперёд и копаясь на обучающих сайтах). Стала школьной звездой – не прилагая усилий, не выигрывая конкурсов, не участвуя в конференциях. Ничего не делая.

А ещё – ещё Ксюша была взрослей всех них. Она никогда не опускалась до склок. Не игнорировала посиделки в лаборантской, но почти не разговаривала на них. Смотрела на одноклассников, как на несмышлёнышей, малышей. Нет, не смотрела даже; Ксюша всегда была дружелюбна, спокойна, помогала, если просили. Да, в ней был вайб стервозности; и все знали, что она гуляет с парнями в Пятахе; знали, что она уже целовалась, что даже жила с мальчиком. Всё это, вместе с крашеными волосами, кожаной курткой, платьями (не джинсами, как у прочих девчонок!), макияжем и причёской, – всё это вместе делало её королевой. А Софка рядом с ней выглядела цыплёнком – как и все остальные.

Всё это она вывалила Алине. Классная слушала молча; когда Софка закончила, они как раз проходили мимо кулинарии. Алина заглянула туда на минуту, а вернувшись, вручила Софке с Вадимом по пончику – жирному, сочному, в белой пудре.