Идегей

Тёмный лес — вольнодумца душа.

Если б знать, что наш день взойдёт,

Что, осенив могучую рать,

Знамя будет реять опять!

Знать, что, покинув небесный свод,

Старый сокол в траву упадёт!

Знать, что серебряное копьё

Попадёт предводителю в рот!

Знать, что воины прежних лет

На военный сойдутся совет!

Знать, что войск четырёх вожаки,

В шубах, чьи бархатны воротники,

Что Джанбай, кем гордится страна,

Как в Токтамышевы времена,

Возглавляя державу, придут,

Возвратив себе славу, придут!

Что заодно придёт Нурадын,

Тот, кого породил Идегей,

Кто не отступит от цели своей!»

Услыхав, что Джанбай говорит,

Подскочил дагестанец-джигит,

Сделал так джигит Маметкул,

Что Джанбая конь подтолкнул,

Меч алмазный джигит обнажил,

Полоснуть Джанбая решил.

Нурадын отвёл его меч.

Начал Джанбай такую речь:

«Там, где даже ворон не сел,

Гуся ты посадил, Нурадын!

Там, где и коршун сесть не хотел,

Лебедя ты посадил, Нурадын!

Кровь мою, раба отогнав,

Ты, Нурадын, поймал в рукав.

Тех рабов, что пошли за тобой,

Ты возвысил и стал их главой».

Маметкулу сказал он слова:

«В завитушках твоя голова,

Как урус, желтовласый раб,

Словно волк, остроклыкий раб,

Словно лис, красноликий раб!

Где твоя совесть? Где твоя честь?

А у меня предводитель есть.

Есть у меня властитель земли,

Тот, кто помыслы знает мои.

Ну, а с вами, черкесы-рабы,

Сыновья государства гор,

Ни к чему мне вести разговор!»

Нурадын сказал: «Эй, Джанбай,

Кто коварней тебя и хитрей?

Если ты умрёшь, Кин-Джанбай,

То земля не станет полней,

Если жизнь обретёшь, Кин-Джанбай,

Жизнь твоя не станет честней.

Что с того, что тебя убью?

Мне ли душу марать свою?

Токтамышу служил, — будешь жить,

Чтоб отцу моему служить».

…Вот пред ним Золотой Дворец.

Голову Токтамыша храбрец

Из перемётной достал сумы,

Бросил к ногам Идегея её,

Молвил отцу слово своё:

«Не давал передышки врагу.

Днём и ночью скакал, и на след

Я напал в Лисьем Логу.

Торопясь, прискакал чуть свет

К Лебединому Озеру я.

Мой густогривый у камышей

Фыркал, пугая диких гусей,

Я притаился, и конь затих.

Хана я, наконец, настиг.

Долго беседа наша текла.

Вынул я меч, и смолкли слова.

Выбил я хана из седла.

Пред тобой — его голова.»

«Эй, Нурадын, — сказал Идегей,—

Смело, честно ты мне послужил.

К цели своей ты путь проложил:

Пусть Ханеке станет твоей».

Пятиглавый шатровый дом

Возвышается вдалеке,

Подъезжает Джанбай к нему.

Плачет ханская дочь Ханеке

В пятибашенном этом дому.

Увидал её Кин-Джанбай

И сказал: «Не плачь, не рыдай.

Твой отец обласкал меня:

Был безлошадным, — дал мне коня,

Был я без шубы, — шубу мне дал,

Дал мне арабских коней боевых,

Дал мне множество шуб меховых.

Прошлых дней не вернуть, Ханеке,

О, не плачь, не рыдай в тоске.

Хана — родителя твоего,

Хана — властителя моего,—

Токтамыша настиг Нурадын,

С плеч его он голову снёс,

Голову Идегею привёз,

Под ноги Идегею швырнул.

Славно послужил ему сын,

И за службу свою Нурадын

У отца попросит тебя:

Нурадын, чей отец — Идегей,

Не отступит от цели своей!

Ханеке, Ханеке, мне внимай:

В час, когда войдёшь в Хан-Сарай,

К поясу привяжи кошму,

Чтоб широким врагу твоему

Показался твой узкий стан.

Увидав тебя, Нурадын

Пусть подумает: ты зачала.

Спросит он: „Чьи это дела?“

А ты: „Это сделал твой отец“.

Если нам поможет Творец,

На отца Нурадын нападёт,

Оба погибнут: и этот, и тот!

Мы избавимся от беды,

Нашим станет престол золотой,

И твой брат, султан молодой,—

Воцарится Кадырберды,

На века Токтамыша род

Власть, престол, страну обретёт!»

Как научил её Кин-Джанбай.

Ханеке вошла в Хан-Сарай,

К поясу привязав кошму.

Нурадын, увидав Ханеке,

(А держал он домбру в руке),

В потрясении произнёс:

«Это что?» — И в ответ ему

Ханеке, погладив кошму,

Молвила: «На этот вопрос

Может ответить твой отец».

И Нурадын поверил ей.

Угля сделался он черней.

В гневе направился туда,

Где на траве сидел Идегей,

Бросился, яростный, с криком: «А!»,

И домбра, что в руке была,

Не выдержала, взвилась,

Идегею попала в глаз.

Вылетел глаз от удара домбры.

Стал Идегей кривым с той поры.

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

О том, что сказал Нурадыну раненый Идегей, и о том, как Нурадын покинул его.

Тяжко раненный сыном родным,

Идегей, ставший кривым,

Нурадыну сказал тогда:

«Как Чулпан — рассвета звезда,—

Нурадын, сияй и гори!

Да минует тебя беда,

Гору нартов ты покори!

Думал, когда тебя породил:

Радовать будешь ты мой взор.

Приказал я разжечь костёр,

Приказал я срубить кизил,

Чтоб изготовили колыбель,

В мире невиданную досель:

Сделать донышко из серебра,

А из золота кузовок,

А из бархата — тюфячок.

Навели резьбу мастерски…

Как же меня ты вознаградил?

О, зачем я тебя породил,

Лучше бы не родился ты!

Думал, когда родился ты:

Ныне мечты мои сбылись.

Лучших зарезал я кобылиц,

Шесть пировал счастливых дней,

Угощал учёных мужей,

Угощал и простой народ,

Нищих я кормил и сирот.

Дал тебе имя: Нурадын.

Думал: Светлая Весть — мой сын,

Он моё сердце осветил…

О, зачем я тебя породил,

Лучше бы не родился ты!

Радуясь дорогому сынку,

Запеленать велел в камку.

Думал: холоден куний мех,—

Запеленать приказал мальца

В шкурку из голубого песца.

Думая: лежать под тобой

Не достоин песец голубой,—

Я решил твою спинку и грудь

В шкурку из соболя обернуть.