Идегей

В небо взлетишь, почуяв страх,

И успокоишься в облаках.

Если озера ты госпожа,

То хозяин я многих слуг.

Вот почему, надо мной кружа,

Не терзай тревогой мой слух.

Тот, кто для битвы погнал коня,

С озером тебя разлучил,

А с родною страной — меня.

Сын Идегея Нурадын

Пусть в тоске блуждает один,

Пусть пожелтеет, как я, вдали

От родившей его земли,

Пусть опустеет его колчан,

Пусть бредёт сквозь дождь и буран,

Не находя приюта нигде!»

Говорил, оказавшись в беде,

Вольнолюбивый муж Токтамыш:

«Был я ханом, — что сделал я?

Торжествовала власть моя.

Я народом-страной владел.

Ядом отравленный мотылёк

От Нурадына улетел.

Жёлтый мой золотой чертог

Видишь, разграбил Идегей,

Голос его грома грозней!

Он в страну ворвался, как волк,

Звонкий мой золотой кубыз,

Самый прекрасный в мире, замолк.

Соколёнок охотничий мой

Золотым колпаком покрыт.

Мой несравненный народ святой

По лодыжку в крови стоит,

А подпруги в девять ремней

Больно врезались в тело коней.

Золотые у них стремена,

Золотая сбруя видна,

Золотой недоуздок у них,

Целы зубы, а сами — как львы.

Но взгляни на коней боевых:

Аргамаки стоят мертвы,

Молча на привязи стоят!

Ты пришёл, Идегей-супостат,

Отнял всё, чем был я богат,

Обнимаешь наложниц моих.

Ждёшь, чтоб я навсегда затих,

Чтоб насладиться, ждёшь ты дня,

Ждёшь, когда обезглавят меня,—

Ты возрадуешься, Идегей!»

К озеру, где полно лебедей,

Приближается Нурадын.

Сердце Токтамыша дрожит:

«Нурадын, Идегея сын,

К цели своей упорно спешит.

Ханского Рода я властелин,

Я без боя не сдамся врагу.

Приближается Нурадын.

Знаю: от смерти не убегу,

В день, для меня роковой, не спасусь,

Даже если с землёю сольюсь».

Приближается Нурадын

К озеру, где густой камыш,

Вольнолюбивый муж Токтамыш

Спрятаться в зарослях не успел.

Муж Токтамыш и Нурадын

Встретились один на один.

Нурадын возгласил привет

И привет услыхал в ответ.

Токтамыш сказал ему так:

«Помни: не каждый конь — аргамак.

Стать верблюдом не может ишак.

Кречетом воробью не взлетать,

Кобылицей корове не стать.

Липовому мочалу вовек

Кожаным не стать ремнём.

Снаряжённому бедно коню

Знатного бия не стать конём.

Жалкой клячей владеет раб,

Да и сам он жалок и слаб.

Ты же — мой раб, и рабом зовись,

Ибо мой предок — сам Чингиз,

Хан — мой отец, и хан — я сам.

Жизнь свою тебе не отдам.

Ты не осилишь меня в бою,

Но и я тебя не убью».

Нурадын сказал: «Не кичись.

Я — не раб и ты — не Чингиз.

Не бессильный я муравей,

Не всесильный ты Сулейман.

Знавший язык птиц и зверей

Плетью хан Каныбек владел,

Золотой была рукоять,

Он Чингизом привык себя звать,

Но Чингизом не стал Каныбек!

Был когда-то хан Тыныбек,

Был золотым его тебенёк,

Хан Чингизом себя нарёк,

Но Чингизом не стал Тыныбек.

Был Узи-бей такой человек:

Ногу в стремя златое вдевал,

Но Чингизом себя Узи-бей

Никогда не называл,

Хоть и Чингизом был Узи-бей.

Не называй меня рабом.

Ты не понял сущность мою.

Пред тобой стоять, пред врагом,

Буду, пока тебя не убью.

Слово скажи в свой последний час,

Сделай выстрел в последний раз.

Славу мне завещал мой дед.

В ночь на вторник, когда слились

Лунный свет и закатный свет,

Был я зачат, мне равных нет:

Я — от них рождённый мурза!

Не спросив разрешенья отца,

Оседлал я коня-бегунца.

Я — непревзойдённый мурза!

Золото и железо — моё

Всюду прославленное копьё,

От знатока арабских книг

Жизни смысл и цель я постиг,

Знатный я, законный мурза!

Пусть я не был ничей ученик,

Тайны постиг я арабских книг

О пророках, чей подвиг велик,

О трёхстах и шестидесяти.

Да ещё о славных шести,

О сподвижниках их узнал,—

Тридцать две тысячи их число,

Я узнал: от земли до небес

Ровно три тысячи лет пути.

Иноверцам для важных слов

Отправлял я своих послов.

Если вдруг ударит буран,

Колоколу не зазвенеть,

Листьям травы не зазеленеть.

Через Идиль, в ночной тишине,

Я перешёл на резвом коне.

Устилал я парчою порог.

Осушал свой казанский рог,

Пенистый пьянящий мёд

Вместо воды постоянно пил.

Я таким человеком был:

Знатных всадников ценных коней

На базарах я продавал.

Пышные шубы знатных людей

Я на щиколотки надевал.

Меч обнажив, гневом объят,

Вражье войско гнал я назад.

Я, познаньями знаменит,

На аргамаке сидящий мурза.

Мне страдающий дорог джигит,

Ибо я — настоящий мурза!

Одаряет моя рука

Трудолюбивого бедняка,

Я — справедливость творящий мурза!

Люди узнали щедрость мою,

Я богатства свои раздаю,

Их назад не просящий мурза!

Если топор я с меткой беру,

То хозяин я топору,

Я — топор держащий мурза!

Сын благородного отца,

Не возьму я себе бойца,

Если мне своё племя-род

Этот воин не назовёт.

Денег в долг не дам никому,

Если его нужды не пойму,

А тому, кто разут и раздет,

Тысячи не пожалею монет.

Друга в беде всегда поддержу,

Но у врага очаг потушу.

Чем же я ниже тех, кто свой род

От самого Чингиза ведёт?

Пусть и вправду твой предок — Чингиз,

Эй, Токтамыш, сын Туйгуджи,

Чем же ты выше меня, скажи?

Некогда был Ходжа Ахмет,

Чей хохолок — одна из примет,

Был от него рождён Ир Ахмет,

От Ир Ахмета — Тимиркыя,

Тот, чей отпрыск — Кутлукыя,

От него рождён Идегей,

Я, Нурадын, Идегея сын.

Родословной горжусь своей!

Указал мне цель Аллах,

Он со мною во всех делах,

Если есть что сказать, — скажи,

Если есть что свершить, — сверши!»

Нурадыну сказал Токтамыш:

«Если песчинки ты соберёшь —

Прочного камня не сотворишь.

Если много рабов соберёшь,—