Идегей

Лебедей заставил играть,

В думы горькие ты окунул

Словно лебедь белую мать».

Нурадын ответствовал ей:

«Слушай, матушка! Белых гусей

Посадил я на озеро, где

И не сиживали на воде,—

Ради народа, земли моей.

И отца моего, клянусь,

С головою белой, как гусь,

Я наполнил болью-тоской

Ради моей земли дорогой.

Где озёрная блещет вода,

Белых я посадил лебедей,

Где не сиживали никогда,

Ради милой земли моей.

И тебя, драгоценная мать,

С головой, что как лебедь бела,

Я заставил скорбеть-горевать,

Чтобы страна счастливой была».

«Нурадын, Нурадын, — опять

Стала старая мать причитать,—

Если кровью реку загрязнишь,

Где ты жажду свою утолишь?

Если спорить с народом начнёшь,

Где ты благо-добро обретёшь?

Если травы сухие зажжёшь,

То куда ты стада поведёшь?

Если спорить с народом начнёшь,

Где ты благо-добро обретёшь?»

Нурадын промолвил в ответ:

«Слушай, матушка, речь мою.

Если воду я кровью залью,

Буду пить медовый шербет.

Коль с народом в спор я вступлю,

Поселюсь я в лучшем краю.

Коль сожгу я сухую траву,

То найду я другую траву.

Коль с народом своим я порву,

Если ссора нас разведёт,

То найду я лучший народ!»

«Нурадын, Нурадын, — опять

Стала старая мать причитать,—

Ты подумай, сыночек, ты ль

Переплыть сумеешь Идиль?

Иль тебе для пути не трудна

За его берегами страна?

Нурадын, да не меркнет твой лик!

Неужели сумеешь ты

Переправиться через Яик?

Иль тебе, сынок, не страшна

За его берегами страна?»

Сын сказал: «Родная моя!

Я с булыжниками двумя,

Их за пазухою держа,

Чрез широкий Идиль, не дрожа,

Переправлялся не раз.

Я с врагом сражался лихим,—

Выходил из битвы живым.

Одолею речную волну:

Я два раза в воду нырну,—

Переправлюсь через Идиль.

Я, покинув его берега,

Если встречу лихого врага,

В два удара его уложу:

Я повсюду путь нахожу!

Взяв тяжёлый булыжник подчас,

Через бурный Яик твой сын

Переправлялся не раз.

С целым войском я бился один,

А выигрывал я войну.

Без опаски в Яик я нырну

И всплыву на другом берегу.

Будет враг, — я приближусь к врагу,

Я расправлюсь, матушка, с ним,

Уложу ударом одним!»

«Нурадын, Нурадын, — опять

Стала старая мать причитать,—

Сто ветвей на одном стволе,—

Все ль задумал спилить-сломать?

Сто врагов у тебя на земле,—

Хочешь всех под себя подмять?»

Отвечал Нурадын: «О мать,

На стволе сто ветвей густых,

Но какая дороже других?

О родная, послушай меня:

В чём отличье коня от коня?

Только в том, что ноги быстрей,

Чем отличен муж от мужей?

Тем, что слово его мудрей.

Много слов на устах болтуна,

Но дороже, выше цена

Тех, чья речь коротка, но умна.

Обогнавший на скачках коней,

Аргамак намного ценней

Толстобрюхого жеребца.

Что за разница для храбреца —

Сто врагов у него иль один?

Всех могу под себя подмять!»

Так сказав, ушёл Нурадын,

Одинокой осталась мать.

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

О годах, как Нурадын, вернувшись, прогнал отца, и о том, как Идегей ушёл в казаки[95].

Нурадына прогнал Идегей,

И страна его стала слабей,

И тогда на ханский престол

Идегей Шадибека возвёл.

Вызывая жалость людей,

Вдалеке от отчизны своей,

Нурадын скитался в степи,

Одинок, метался в степи.

То к Тимиру он путь держал,

То в тоске в Сыганак[96] въезжал,

А оттуда скакал в Сарайчык[97],

Миновав его — в Аждаркан[98],

В Актубу, потом на Яик,

Гнал коня на Кырык Чулан[99],

А оттуда — на Иремель.

Обошёл он много земель,—

До Нуры[100] и до Иртыша.

Без отчизны томилась душа.

Путь изгнанника был тяжёл.

Он с отцом разругался седым,

Он с народом расстался родным,—

Лучшего на земле не нашёл.

Он пристал к толпе кочевой,

Он кочевников стал главой,

Степь да степь — вот его удел,

Успокоить душу хотел.

Так неспешно текли день за днём:

О Джанбае речь поведём.

Где-то долго скрывался хитрец,

К Идегею пришёл наконец,

Молвил слово Камала сын:

«Идегей, ты — солнца восход,

Но чего ты стóишь один,

Если войско придёт-нападёт?

Будешь сломлен врагом лихим!

Сыном был Нурадын неплохим,

Стань и ты хорошим отцом,

Повернись к Нурадыну лицом».

Отвечал ему Идегей:

«Да, ты правду сказал, злодей,

Хорошо ты сказал, змея:

Да чего буду стоить я,

Если войско придёт-нападёт?

Или гибель в битве найду.

Или в плен врагам попаду.

Я согласен со словом твоим:

Сыном был Нурадын неплохим.

Да, ты прав: я с ним помирюсь,

Я к нему лицом повернусь».

Нурадын в степи далеко.

День сменялся тягучим днём.

Идегей вздыхал глубоко,

Говорил о сыне своём:

«Если тень чернеет вдали,

Напрягаю свои глаза:

Эта тень — мой сын, мой мурза!

Если снег белеет вдали,

Напрягаю свои глаза:

То в снегу — мой сын, мой мурза!

Если ростом с верблюда огонь

Полыхает мне прямо в глаза,

На глаза надвигаю ладонь:

Тот огонь — мой сын, мой мурза!

Чем в изгнанье султаном быть,

Лучше там, где родной порог,

Быть подстилкою для сапог.

Чем на небе звездою быть,

Лучше жить в родной стороне,

Щукой плыть в речной глубине.

Где скитаешься ты, Нурадын?

По тебе я тоскую, мой сын!»

Идегей страдал-горевал.

Он отцов державы созвал.

Много мудрых выслушав слов,

К Нурадыну отправил послов:

Пусть отца, что его взрастил,

Воспитал, не жалея сил,

Он отцом своим признаёт,

Пусть утешит бедную мать,

Ибо надо отцов прощать!

Нурадына в степи нашли

И такую речь повели:

«Знай: Камалом рождённый Джанбай,