Читаем Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане полностью

Несмотря на то что в юридической литературе Средней Азии повсеместно встречаются упоминания о господстве ханафитского мазхаба в регионе, до сих пор практически не существует работ, посвященных описанию ханафитской юриспруденции и механизмов ее работы в Бухарском, Хивинском и Кокандском ханствах. Что собой представлял среднеазиатский ханафизм, когда русские подчинили себе регион? С какими изменениями в теоретической сфере столкнулись местные правоведы с приходом эры царизма? Что говорят документы, оставленные правоведами, о том, как жители региона относились к закону? Именно этим вопросам будет посвящена данная глава. Ответив на них, мы сможем, во-первых, поместить Среднюю Азию в контекст более широкой ханафитской ойкумены, а во-вторых, определить, отличается ли исламская юриспруденция в том виде, в каком ее практиковали в Средней Азии, от других региональных правовых практик, также называемых ханафитскими. Данные вопросы представляют существенную важность не только для тех, кто интересуется сравнительной историей колониализма и современного мусульманского мира. Чтобы изучить долгий процесс адаптации и изменений, происходивших в истории исламской юриспруденции в Средней Азии, необходимо в первую очередь досконально понять, что представляет собой фетва и в чем заключалась работа муфтиев в регионе до и после колонизации. Лишь тогда мы осознаем, что практика выпуска фетв в современной Средней Азии весьма отличается от той, что была принята в доколониальную эпоху, пусть современные узбекские исследования права и убеждают нас в обратном[749]. Это связано с тем, что современная практика выпуска фетв пронизана логикой, появившейся лишь при советской власти.

Несмотря на сложность фетвы как юридического жанра, именно изучение фетв является ключевым способом, позволяющим выявить изменения, произошедшие в правосознании мусульман. Фетвы выпускались не только для представителей элит[750]. Рядовые жители Средней Азии, запрашивая фетвы, получали средства, позволявшие добиваться возмещения ущерба в суде. Мусульмане хранили фетвы так же, как мы сейчас храним документы, подтверждающие какие-либо наши права. Изучение механизма выдачи фетв (ифта’) в колониальную эпоху позволит нам понять, насколько существенное влияние он оказывал не только на судебные практики, но и на правосознание людей в целом.

Изучая юридические документы русского Туркестана, мы можем выявить сходство и различие между колониальными и доколониальными практиками работы правоведов благодаря существованию двух институциональных механизмов. Приход колонизаторов практически не повлиял на полномочия муфтиев: русские власти попросту игнорировали их деятельность. Положение об управлении Туркестанским краем очертило юрисдикцию мусульманских народных судов, однако при этом ни словом не упоминало о должности муфтия[751]. Избегая любых взаимодействий с муфтиями, колонизаторы невольно способствовали сохранению письменных практик муфтия. Между фетвами, выпущенными в русском Туркестане, и фетвами, написанными еще до колониализма (при ханах), наблюдается значительная преемственность. Кроме того, с колониализмом наступил новый век бюрократизации и учета, требовавший большего количества юридических документов в целом. Народные судьи отчитывались перед колониальной бюрократией за все судебные процедуры, которые они проводили при разборе дел. Очевидно, в противоположность доколониальным практикам, когда казии должны были отчитываться перед ханским дворцом, теперь они были обязаны фиксировать ход судебных заседаний в особых регистровых книгах (дафтар), выдаваемых русской администрацией. Поэтому из-под пера казиев выходило неимоверное множество записей. Они и помогают пролить свет на то, в каком порядке рассматривались фетвы, принесенные в суд участниками спора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги