Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане

Несмотря на изменения в подсудности дел и правовом поведении колониальных подданных, просители, намереваясь упразднить тот или иной вакф, все еще опирались на концепции нравственности и морали. Нил Лыкошин[743], под чьей ответственностью находилась Азиатская часть Ташкента, объясняет в докладе начальству о Ташкентском базаре и его торговцах:

Встречаются также и небольшие вакфы совершенно частного характера на содержание той или иной мечети, не имеющие за собой документальных данных, а основанные даже иногда на одном лишь высказанном при свидетелях обещании. Жертвователи таких мелких вакфов, расщедрившись во времена богатства, обещают доходы с лавок в пользу своей мечети, но если по непредвиденным обстоятельствам средства к жизни уменьшаются и вакуфодатель беднеет, то ничто, кроме некоторого стыда перед одномахалинцами, не может воспрепятствовать такому завещанию и взять свои слова обратно, стать снова самостоятельным хозяином своего имущества[744].

Помимо указанных институциональных нововведений, произошло изменение правосознания мусульман в целом. Прежде мусульмане обращались в суд, руководствуясь собственными представлениями о добре и зле. В Российской империи это поведение сохранилось, однако произошли значительные перемены. В ситуации юридизации подданным стало гораздо легче обращаться к услугам людей, обладавших привилегированными знаниями. В Ташкенте работало множество переводчиков, адвокатов и других культурных брокеров и посредников, и именно благодаря им появились такие документы, как прошение Хидира ‘Али Ходжи. Тем не менее не исключено, что участники судебных разбирательств, подобные Хидиру ‘Али Ходже, обратившись к посреднику, выносили для себя из ситуации что-то новое, что меняло их представление о собственных правах; точно так же иногда случается с нами, когда мы обращаемся к налоговым консультантам[745].

Глава 5 Фетвы для мусульман, заключения для русских

Введение

Принадлежность к ханафитскому мазхабу является ключевой составляющей мусульманской идентичности в современной Средней Азии[746]. Ханафизм воспринимается сегодня как часть глубокого исторического процесса, объединяющего нынешнее положение дел и историю Мавераннахра эпохи раннего Средневековья[747]. Данный феномен не является исключительно постсоветским явлением. Ханафитская правовая доктрина издавна пользуется большим авторитетом в регионе и поэтому получила более широкое распространение, чем другие мазхабы. Среднеазиатские правоведы много веков мыслили себя частью определенной традиции толкования исламского права: среди источников любого периода исламской истории региона находится множество подтверждений тому, что местные улемы идентифицировали себя как верные последователи Абу Ханифы[748].